И поцелуи Захара такие же… такие же горячие. И руки его тоже горячие. И куда-то быстро исчезает одежда. И все, что Ульяне нужно — это его горячее обнаженное тело.

Она снова попадает под гипноз его прикосновений. Ничего не видит, ничего не слышит, только чувствует. Как его руки гладят и сжимают грудь. Как трутся горячие и чуть шершавые ладони о соски. Как на смену ладоням приходят пальцы. Потом губы.

И потом его губы везде, и она уже точно знает, что скоро будет совсем хорошо и сладко. Уверенность в этом — что-то совершенно новое для Ульяны. Это первый мужчина в ее жизни, про которого есть такая уверенность. Про которого она точно знает, что он сейчас сделает ей хорошо. Очень хорошо. Так, как до него никогда не было.

И он делает.

И, дав ей немного времени продышаться после оргазма, обжигает шепотом ухо то ли просьбой, то ли стоном.

— Сзади тебя хочу. Пожалуйста…

Можно подумать, она бы смогла отказать. Можно подумать, он бы дал ей такой шанс. Потому что уже через секунду Захар за бедра подтянул ее верх, провел ладонью по спине, огладил ягодицы.

— Ля, какая же ты…

Уля всегда считала, что поза, когда мужчина сзади — тоже не для нее. Ну, потому что у нее сзади — лучшие сантиметры и килограммы Севера. Ее поза вообще — на спине, желательно в темноте и в идеале — под одеялом. Так спокойнее и получается почти не рефлексировать. Сейчас рефлексировать, несмотря на позу, свет от гирлянд и отсутствие одеяла, не получалось от слова совсем. Сейчас получалось только прогибаться сильнее, поднимая бедра выше, тяжело дышать и вздрагивать от предвкушения.

Ну чего он там копается и шуршит?!

Ой…

Это самое «Ой» у нее и вырвалось. Ульяна почувствовала, как Захар всем телом прижался к ней сзади, как сжались его пальцы на ее бедрах. Чувствовала горячую наполненность и растянутость им — в этом положении почему-то гораздо сильнее. И с мурашками почувствовала, как он часто целует ее в плечо.

— Что? Сильно? Глубоко?

У нее был один такой не очень приятный эпизод. Когда она не слишком трезвая попросила своего партнера: «Хочу глубже!».

После этого эпизода их отношения и прекратились. Потому что она тогда услышала: «Ты дура? Какое глубже? У тебя там и так тоннель под Ла-Маншем!». То чувство стыда и, одновременно, дикой злости на этого недоделанного проходчика тоннеля Уля отчетливо запомнила. Думала, не забудет никогда.

А теперь у нее случился приступ амнезии. Она прикусила губу, но это не помогло. И Ульяна прогнулась еще сильнее и простонала:

— Мало. Хочу еще. Глубже. Сильнее.

Поцелуи прекратились. Захар замер. А потом прикусил ей шею — несильно, но чувствительно.

— Как прикажете.

У него был еще запас — чем — и глубже, и сильнее. Так, что Уля впервые в жизни почувствовала, что ее трахают. Жарят. Дерут. И даже то самое матерное слово. Вот теперь весь смысл этих глаголов до Ульяны дошел. Можно сказать, в нее эти слова вдолбили — надежнее, чем репетитор тригонометрию в одиннадцатом классе.

Только результатом стал не высокий бал на экзамене, а опустошительный, горячий как лава, оргазм.

Она шлепнулась на живот и дышала, как вытащенная на берег рыба. Чувствовала, как губы Захара снова касаются ее плеча, как обнимает и поворачивает их обоих на бок. И его хриплый шепот.

— Какая же ты у меня… огонь-пожар…

***

Ее же из рук выпускать не хочется. Это оказалось прямо чем-то новым для Захара. Ему раньше всегда… всегда было как-то… как-то брезгливо после.