|
.. Потом мысли Маффео обратились к тем летним вечерам, когда он сидел у сводчатых окон библиотеки в Палаццо ди Поло, читая полный цветных рисунков "Бестиарий", - жевал при этом жареные миндальные орешки и потягивал красное вино из хрустального бокала местной, венецианской работы, с золотой гравировкой фамильного герба Поло. Ах, эти легкие вина Венеции... эти великолепные венецианские пиры... И как же эти итальянские лакеи в роскошных ливреях (многие второстепенные правители не привыкли носить одежды и вполовину менее богатые) - как эти лакеи один за другим все носили и носили громадные блюда с разнообразными яствами к инкрустированным мрамором пиршественным столам. Вот крупная кефаль, вот четверть жареного быка, вот кролики с полными брюшками приправленных пряностями яблок. Дальше - журавли, цапли, дрофы. Ах, что за крылышко! Ах, что за ножка! Забивалось множество свиней (чье мясо годилось только для слуг), чьи кости и копыта, проваренные вместе с телячьими, шли на превосходный крепкий студень. А разве может быть невкусен студень, к которому примешан толченый миндаль и знаменитый розовый сахар с Кипра (сам по себе источник изумительного вкуса нескольких вин)? Студень, достаточно плотный, чтобы стоять чуть ли не все пиршество, высвобожденный из самых затейливых формочек - слонов и замков, кораблей и египетских пирамид... Но теперь настало время попировать грифону - и жуткий пир этот был устрашающе реален. Маффео Поло лежал, сплющив седеющую бороду о серую гальку, отполированную какой-то древней исчезнувшей рекой. Лежал, объятый ужасом. Но только лишь - ужасом. А чувство, что испытывал Марко, было уже по ту сторону страха. В отличие от дяди он не спешился. А в отличие от отца его не бросило в сумасшедший галоп. Марко лишь смутно сознавал, что конь, дай ему волю, сам найдет путь к спасению. Дважды он чувствовал, как его коня бросает в сторону, - и дважды, оборачиваясь, замечал груду гнилья под обрывками одежды. И еще - каркающих ворон на этом гнилье. В голове сидела поговорка: гроб монгола - воронья утроба. Полными дикого ужаса глазами Марко оглядывался вокруг, вовсю напрягая слух, прислушивался - но слышал только барабанную дробь конских копыт... и собственное прерывистое дыхание. Вот и еще одна стрела, шипя по-змеиному, вонзилась в песок... Вспомнился тот разговор с великим ханом, когда Хубилай в виде великой милости дал ему из своих царственных рук рисовую лепешку. Марко разломал лепешку и принялся бросать кусочки прожорливым рыбинам в карповом пруду Великого Уединения - в императорском парке Ханбалыка, зимней столицы Поднебесной. Редко кто удостаивался подобной милости. Взмахнув широким рукавом парчового халата, обильно украшенного золотыми карпами и лотосами, великий хан тогда сказал: - Вон туда! Вон тому! Там, под ивой, здоровенный желтый карп - кинь ему хороший кусочек. |
