|
Только осторожно - и так, чтобы нам легче было вернуться в обжитые катайские провинции. Будто воздушные змеи, плыли они и по кобальтовым небесам, и по небесам клубящейся мглы, и по небесам, взбаламученным бурей. Летели прочь от ледяных гор Тибета. Парили подобно орлам над обжитыми зелеными долинами Срединного царства. Глядя вниз, мессир Никколо Поло и впрямь чувствовал себя орлом. Вспомнилось ему, как, пусть и не так уж много орлов вьют свои гнезда в Наисветлейшей республике Венеции, двое все же свили их на полуразвалившейся башне, ошибочно приняв ее (как утверждалось) за скалу. Насмешники, издеваясь над зодчими и хозяином башни, еще добавляли, что это, мол, и немудрено. Наблюдателям приказано было докладывать, когда орлиные птенцы оперятся, смогут летать и научатся сами добывать пищу. Когда же было доложено, что орлы покинули свое гнездо и в том году точно туда не вернутся, те, кто выкупил у властей привилегию, послали разумных и достойных доверия слуг, влив масло в заржавленный замок входной двери в башню, взобраться по полуразрушенным лестницам. У последнего пролета обычай требовал задержаться не долее чем потребуется ровно на десяток "Отче наш" и два старинных (теперь уже нигде более не используемых) воззвания к великому языческому пророку и колдуну Вергилию Магусу. Затем, следуя совету упомянутого Вергилия (давным-давно обнаруженному одним ученым затворником на обрывке некого палимпсеста), слуги одолевали последние несколько ступенек и долго разглядывали орлиное гнездо. Позволялось им не более чем аккуратно поворошить его ивовым прутиком, срезанным в устье реки По, особенно любимой Вергилием, который, впрочем, любил почти все реки (не считая лишь зловещего Стикса, над берегами которого ведьма, что приходится женой перевозчику, наводит страшную пелену, если только нерадивые друзья покойника не положили ему под язык монету). И некоторым временам года следовало миновать, а некоторым миновать не следовало, когда любое время года, доброе ли, злое ли, могло вдруг украситься в книге с новехонькими страницами из тончайшего пергамента записью наподобие нижеследующей: "В году, когда дожем Венеции был Фулано, камень, именуемый "Аэйтосом", нашли в орлином гнезде на верху разрушенной башни". Что же до достоинств того камня, то о них никогда не сообщалось, ибо те, кто заплатил, чтобы знать, и так знали, а те, кто не заплатил, знать нужды не имели. Достаточно лишь сказать, что камень тот носили обычно на легкой золотой цепочке, пропущенной через петельки в нижней рубашке - над самым пупком или чуть ниже. В год же, когда находили камень Аэйтос (порой именуемый также камнем "Стамопетра"), фамилиям, чьи люди его находили (а по указу сената то были лишь благородные, но пришедшие в упадок семьи, чьи главы лишились правой руки на воинской службе республике, - и лишившиеся левой руки в счет тут не шли), - таким фамилиям выпадал тогда особый почет. |
