А
значит, волынщикам и мулам приходилось стучать каблуками (последним -
копытами) от удаленной их области на самом юге Италии.
- Марон! - вырвалось как-то у Маффео. - Что мы тут слушаем? Рев их
мулов или их музыку? Или это без разницы?
Первое блюдо трапезы составляла пища, за которой далеко отправляться не
приходилось, а именно: водоплавающая птица венецианских лагун, начиненная
трюфелями - белыми трюфелями Терра-Фирмы у венецианских берегов, а не
черными, что так любимы франками и испанцами. Трюфелей было не так много,
как обычно, ибо в честь близившегося праздника святых колокола звонили
денно и нощно, а свиньи, специально выдрессированные отыскивать грибы на
запах, выучились также разом бежать в укрытие, только заслышат знакомый
звон. Ибо колокола звонят и в час тревоги - когда к городу приближается
враг. Свиньи эти, понятное дело, отличались от тех, которым вначале
предлагались кусочки каждого лакомого блюда - для твердой уверенности, что
пища не отравлена. Таких свиней держали ровно тридцать три рыла. Говорили,
мол, в память об Александре Великом, который (по легенде) был отравлен в
Вавилоне тридцати трех лет от роду...
Очень скоро до Маффео дошло, что волынщиков уже нет. Появился более
привычный оркестр, а когда музыка ненадолго смолкла, чтобы музыканты
смогли выдуть слюни из своих инструментов, в дело вступили клоуны и
всевозможные шуты. Многие высокопоставленные особы начали без зазрения
совести набивать карманы целыми пригоршнями орехов и сластей со всех трех
континентов, намереваясь забрать их домой - женам и детям, а также особо
ценимым слугам. Тем временем несколько оркестров принялись играть по
очереди. Ах, эти чудесные пиршества... ах, Венеция...
Обрывки тряпья, быть может, и не были столь же сухи и горючи, как
полотно, сжигаемое в закрытом баке. Сухими, как гнилушки, они также не
были. И все-таки оказались достаточно сухими. Особенно присыпанные черными
хлопьями из прожилок в валунах - хлопьями этого странного катайского
камня, что горит, как древесный уголь. Долгие-долгие мгновения Никколо
смотрел на усиленный солнечный луч, проходивший сквозь кристалл как сквозь
линзу. И ничего не происходило...
Ничего не происходило.
А потом - из кучки угольного камня и обрывков одежды, слабый-слабый
вначале, стал пробиваться дымок. Вился все сильнее. Подрагивал. Никколо
отчаянно думал, что же ему теперь делать. Наконец, полностью сознавая
опасность принятого решения, с трудом нагнул голову к тлеющей кучке и
принялся дуть. Шлепанье лап ненадолго смолкло. Потом гигантский барс снова
бросился - и валун опять двинулся с места.
Не переставая молиться, Никколо дул. Вот дымок уже превратился в пламя.
Тогда Никколо быстро схватил высушенную временем деревянную палочку и
сунул ее в огонь. Вероятно, древесина сгнила не настолько, чтобы лишь
тлеть, так как палочка мгновенно и ярко вспыхнула.
Тут мессир Никколо Поло закричал. |