Как раз у
этого карпового пруда Великого Уединения Марко гулял и беседовал с
Хубилаем, кормил с руки старого карпа и играл в прятки с недужным
царевичем.
Худой как жердь и бледный как слоновая кость Чингин, лишь несколькими
годами старше Марко, был одарен талантами игры на лютне и каллиграфии.
Тонкие черты лица царевича то и дело искажались гримасой боли от
изнурительной болезни, уже распространившейся по всему его телу. Но разум
Чингина был столь же любознателен и остр, как и у самого Марко. Им просто
суждено было подружиться.
- Расскажи мне еще раз о путешествии через Большую Армению, - нередко
просил царевич, и Марко вновь и вновь рассказывал дивные истории о своих
странствиях по Евразии.
Ни один из буддийских монахов, даосских магов или придворных лекарей
Хубилая не мог распознать причину неравновесия Инь и Ян у Чингина. Никому
не удавалось найти и метод лечения - несмотря на всю ворожбу и
многочисленные изгнания нечисти, исследования пульсов, дыхания и флюидов.
Пробовали и лечение с тончайшими акупунктурными иглами, и сжигание
лекарственных трав над нездоровой кожей царевича, и втирание едких мазей,
и кормление целебными грибами заодно со смесями трав и высушенных, а потом
растертых в порошок главных органов молодых сильных животных. Но даже
обжаренные в кротовом жире гадюки никакого результата не дали.
- Вот если бы твой папа прислал сотню знающих докторов, как я того
требовал... - обычно бурчал Хубилай, когда прикованному к ложу Чингину
было особенно худо. Но внимательный взгляд великого хана недвусмысленно
высказывал Марко сомнения в том, что даже папские лекари помогли бы
любимому сыну катайского властителя.
В конце концов, когда безнадежность лечения Чингина стала ясна всем,
Хубилай объявил своим наследником на Троне Дракона Тимура, юного сынишку
больного царевича. И совсем юный Тимур получил дворцовые покои, равные
покоям самого Хубилая, а также доступ к государственной печати. Отец же
его тем временем все слабел и слабел.
И все же, когда погода баловала и недужному Чингину становилось
получше, он по-прежнему получал несказанную радость от мальчишеской игры в
прятки. А еще царевичу доставляло удовольствие потягивать горячее рисовое
вино в зеленом павильоне, практикуясь в поэтической каллиграфии и
рисовании коней в стиле прославленного Чао Мэн-фу, и играть на лютне,
слушая рассказы своего венецианского друга Марко Поло о его путешествии в
Катай... Марко Поло - того самого, который сидел теперь на гребне
рыбовидного холма в жутких степях Западного Катая, по ту сторону Великой
стены в 10000 ли, лихорадочно обшаривая глазами желтоватый горизонт в
поисках своего отца или дяди, и желал, чтобы все эти ужасы оказались
только игрой или захватывающим рассказом о чужих приключениях. |