|
— Н — да… — Згурский постучал карандашом по переплету записной книжки. — Предположим, вы говорите правду, хотя я в этом не убежден. Скажите мне, господин подполковник, с чего бы это вдруг законспирированному агенту такого уровня рисковать собой, чтобы спасти одного из многочисленных неудачливых боевиков генерала Кутепова? — Орлинский спешил — ему нужно было срочно передать информацию, имеющую чрезвычайное значение. Потому — то я и просил о встрече, притом именно здесь, в Праге. — Что за информация? — Как утверждает господин статский советник, его организация — лишь филиал крупной сплоченной и вооруженной группировки бывших кадровых офицеров и генералов, находящихся в Совдепии. Эта группировка создана благодаря усилиям генерала от кавалерии Брусилова и имеет мощную опору в армии. Они ищут связь с надежными людьми в руководстве РОВС, чтобы согласовать действия и заручиться международной политической и финансовой поддержкой. — Что ж, допустим… — Позвольте мне продолжить, — нарушил субординацию Шведов. — По утверждению Орлинского, сам Брусилов будет в Праге через несколько дней. — Все? — Да. Хотя… — Шведов замялся. — Я вас внимательно слушаю. — Есть одно странное, очень странное, известие. После неудачного покушения я в Москве скрывался у одной дамы, на даче видного чекиста. Прежде этот особо уполномоченный мерзавец работал в Петрограде, но сейчас его перевели в Центральный аппарат. Так вот, моя знакомая рассказала, будто ее муж сейчас усиленно занимается розысками, — подполковник сделал паузу, — великого князя Михаила Александровича — младшего брата убиенного государя императора. — Что еще за блажь? — Згурский нахмурился. — Великий князь Михаил Александрович убит большевиками в восемнадцатом году в Перми. Шведов утвердительно кивнул: — Газеты тогда сообщали, что он и его секретарь Джонсон бежали. Но потом выяснилось, что его императорское высочество был похищен из квартиры членами пермского ревкома и расстрелян где — то за городом. Но останков тогда найти не удалось. А сейчас ОГПУ сбилось с ног, разыскивая великого князя, казненного шесть лет назад. Начало мая 1924 До отправления московского поезда оставалось четыре с половиной часа. Нильс Кристенсен постоял у билетной кассы, с грустью поглядел на дверь с надписью «Управление ГПУ по железной дороге». Судя по росписям в стиле модерн и серебристым чашкам, изображенным на стекле, прежде здесь находился вокзальный буфет. «Уйма времени», — подумал сотрудник Красного Креста и вышел на Невский проспект. Впрочем, теперь прорубленная самолично императором Петром Невская першпектива носила звучное, но диковатое для ушей иностранца название «Имени Двадцать пятого октября». — Подвезти, гражданин — товарищ — барин? — тут же сунулся к потенциальному клиенту бойкий извозчик. — Дешево. По городу не больше трех целковых! Кристенсен отрицательно покачал головой. Ехать было некуда. Он не спеша двинулся по знаменитому проспекту в сторону Зимнего дворца. «Интересно, следят или нет? — крутилось в голове институтского оперативника. — Вероятно, следят». Он остановился возле сверкающей витрины шляпного магазина. Огромное количество головных уборов красовалось за стеклом. Но сейчас виконта интересовали не «последние фасоны всего мира» и даже не самая популярная модель сезона — алая фуражка с маленькой звездочкой, именуемая «красногусарская». Отраженные в витрине прохожие шли мимо. Некоторые, особенно совбарышни, в простеньких, но уже подогнанных и не лишенных элегантности платьях, на миг останавливались, с печалью глядели на шляпки «из Парижа» и торопились дальше. |
