— Брат Енох? — предположил парнишка.

«Нет», — ответил брат Захария. Он знал воспоминания Еноха так же хорошо, как свои собственные.

Енох ранее осматривал мальчика, хотя его память и была подернута дымкой из-за отсутствия интереса. Брат Захария пожалел на секунду, что не может быть знакомым Безмолвным Братом для этого ребенка.

— Нет, — медленно повторил мальчик. — Я должен был догадаться. Вы двигаетесь совсем по-другому. Я просто подумал, что раз вы передали мне трость… — он признательно кивнул. Сердце Захарии сжалось от грусти: ребенок не ждал проявления даже такой незначительной милости от незнакомца.

— Спасибо, что разрешили попользоваться, — добавил Джонатан.

«Рад, что трость оказалась тебе полезна», — отозвался брат Захария.

Мальчик пораженно уставился на него, глаза его сияли словно два солнца в почти еще полной темноте. И это были глаза не солдата, но воина. Брат Захария знал оба типа, и видел между ними разницу. Ребенок отступил на шаг, робкий и подвижный, но остановился, вздернув подбородок. По-видимому, у него был вопрос, но того, что он задал, Захария не ожидал.

— Что означают инициалы? Те, что на вашей трости. У всех Безмолвных Братьев такие?

Они оба посмотрели на трость. Буквы уже стерлись от времени и прикосновений рук Захарии, так как были вырезаны в древесине как раз на тех местах, которых тот касался во время сражения.

Таким образом, в некотором смысле они всегда сражались вместе.

Буквы были: У и Э.

«Нет», — ответил Брат Захария. — «Только у меня. Я вырезал их на трости в свою первую ночь в Городе Костей».

— Эти инициалы раньше были вашими? — спросил мальчик тихо и слегка застенчиво. — Когда вы еще были Сумеречным охотником, как я?

Брат Захария все еще считал себя Сумеречным охотником, но Джонатан явно не хотел его оскорбить.

«Нет», — ответил Джем, так как он всегда был Джеймсом Карстаирсом, когда говорил о том, что любил. — «Они не мои. Моего парабатая. У и Э означают Уильям Эрондейл. Уилл».

Мальчик казался одновременно пораженным и недоверчивым. В нем была какая-то настороженность, будто он сомневался в словах Захарии еще до того, как тот их произнесет.

— Мой отец считает — считал — иметь парабатая — величайшая слабость. — Джонатан произнес слово «слабость» с ужасом. Захария задумался, что именно мог посчитать слабостью человек, который муштровал мальчика. Он решил не оскорблять память погибшего отца сироты, поэтому подбирал слова очень тщательно. Этот мальчик казался таким одиноким! Он вспомнил, какой драгоценной может стать эта новая связь, особенно, когда больше ничего другого не осталось.

Она может служить последним мостиком, соединяющим с утраченной жизнью. Он помнил, как сам отправился за море, потеряв семью, не зная тогда, что обретет лучшего друга.

«Полагаю, что они могут быть и слабостью», — наконец последовал ответ. — «Зависит от того, кто твой парабатай. Я вырезал инициалы своего, потому что всегда сражался лучше плечом к плечу с ним».

Джонатан Вейланд, ребенок, который сражался, словно ангел-воитель, выглядел заинтригованным.

— Мне кажется, отец жалел, что у него был парабатай, — поделился он. — А я теперь должен жить с человеком, который заставлял отца жалеть об этом. Я не хочу быть слабаком и не хочу сожалеть ни о чем. Я хочу быть лучшим.

«Если ты притворяешься, что ничего не чувствуешь, притворство может стать правдой,» — сказал Джем. — «Было бы очень жаль, если так случилось и с тобой.