Спустя две недели после похорон Перл Нат впервые за долгое время решил разобрать почту. Среди горы неоплаченных счетов и рекламных буклетов оказалось письмо от дирекции Co-op сity. В нем сообщалось, что им одобрена покупка квартиры в новом доме на бульваре Co-op, лучшем месте нового жилищного комплекса. Письмо было датировано днем смерти Перл. Это был ее последний подарок самым близким людям. Женщина понимала, что Дэвиду нужно держаться по-дальше от дурного влияния разъедающей Бронкс нищеты.

* * *

Психиатрическая больница округа Кингс, 1978 г.

– Когда мы приехали в больницу, я растерялся и просто не знал, что должен делать. Она лежала там и почти не могла говорить или двигаться, казалось, я могу ее убить, если прикоснусь. Было видно, что ей мучительно видеть меня, поэтому я постарался быстрее выйти за дверь. Вы никогда не слышали про теорию двойного зажима? Мне кажется, что в какой-то мере ее можно применить ко мне.

– Вы хорошо подкованы в этом вопросе. – Психиатр Дэвид Абрахамсон откинулся на спинку кресла и стал наблюдать за Дэвидом. Сейчас он почему-то занервничал, хотя минуту назад, рассказывая о смерти своей приемной матери, он выглядел совершенно безразличен к тому, о чем говорил.

– Здесь нечем больше заняться, – развел руками Берковиц.

– Эта теория предлагает ответ на вопрос о причинах шизофрении, вы считаете, что больны?

– Для этого здесь вы, но мне кажется, что здоровый человек не поступал бы так, как поступал я. Вы так не думаете?

– Некоторые люди начинают войны, в которых гибнут миллионы. Их нельзя назвать безумцами, – улыбнулся психиатр.

– Они не борются с демонами, – чуть подумав, ответил Дэвид.

Теория двойного зажима получила свою популярность в 1970-х годах. Психиатр Грегори Бейтсон работал в детской психиатрической больнице, в которой часто проходили лечение дети с подозрением на шизофрению и шизоидное расстройство личности. Туда часто приходили матери. Обычно они приходили во время прогулки, вставали возле врача, который обязан был наблюдать за детьми в этот момент, и начинали высматривать в толпе своего ребенка. Заметив знакомую фигуру, они окликали его по имени, приседали и распахивали руки для объятий.

Дети, которые сюда поступали, обычно находились в остром состоянии и нуждались в срочном медикаментозном вмешательстве. Психотропные препараты в те годы имели множество побочных действий, поэтому такие дети редко выглядели как младенцы из рекламы детского питания. Часто они плохо понимали, где находятся, у них могла наблюдаться спастика или непроизвольное слюноотделение. Увидев ребенка в таком состоянии, женщины не могли скрыть отторжения и отвращения. Дети замечали, что мать не хочет к ним прикасаться, и замедляли шаг.

– Ну что же ты? Почему ты не хочешь обнять маму? – картинно расстраивались женщины, еще сильнее распахивая руки для объятий.

Так повторялось из раза в раз, и это навело на мысль, что дети заболевают шизофренией в семьях с определенным типом родителей. В основном эти женщины принадлежали к числу истеричных, демонстративных личностей, которые воспринимают ребенка как способ утвердить себя в обществе, оправдать смысл своего существования. Иногда бывало, что так вели себя женщины совсем другого типа: закрытые, застегнутые на все пуговицы дамы, сосредоточенные на карьере. В одном эти дамы поступали всегда одинаково. Когда они вместе с ребенком оказывались в кабинете психиатра, они никогда не разрешали своим детям заговорить. Сколько бы Бейтсон ни задал вопросов, ответ всегда следовал из уст матери. Они не могли признать в своем ребенке человека, считая его чем-то вроде дорогой машины, за которой обязательно нужно хорошо ухаживать, следить за всеми параметрами и вовремя менять масло, но машина ведь не может ответить на вопрос врача, верно? Автомобиль не может иметь своих чувств и эмоций.