Мальвара подошел к комнате матери и тихо постучал. Женщина обычно спала чутко и просыпалась от любого шороха.

Полома постучал еще раз.

— Мама?…

День, голубой и чистый, был тих, словно ночь. Префект приложил ладонь к двери и замер, прислушиваясь.

— Мама?… — повторил он.

Рука его опустилась на ручку двери. Та со скрипом отворилась.

— Мама? Ты не спишь? Уже утро. Такое прекрасное утро…

Мальвара не закончил. Ужасное предчувствие охватило его.

Полома распахнул дверь пошире и вошел. Он увидел, что Соркро лежит на кровати, такая маленькая, точно сверчок. Префект подошел к ней, уже зная заранее, что его ждет, и положил ладонь матери на лоб.

Соркро была холодна как камень. Ее кожа, обычно тонкая, почти полупрозрачная, теперь приобрела матовый оттенок. Карие глаза женщины смотрели вверх, далеко в небо — туда, где находилось неизведанное.

Соркро снова могла видеть.

* * *

— Точно змея, — сказал Намойя, обращаясь к Квенион, но не глядя на нее.

Он показал рукой на длиннющую армейскую колонну, которая двигалась по широкой равнине, раскинувшейся к западу от реки Уош.

— Моя армия — это змея, которая ужалит врага прямо в его поганое сердце…

Намойя запнулся, неожиданно ощутив неловкость. Он покосился на Избранную. Впрочем, какая разница, что она там себе думает…

— Ужалит врага прямо в гнусное, поганое сердце! — заорал он.

Неловкость?… Чепуха! Пусть знает, как надо относиться к тем, кто будет побежден.

Принц разгорячился. Он внезапно обнаружил в себе такую меру жестокости, о которой и не подозревал, но никак не сожалел о подобном открытии. Раньше — быть может, но сегодня ситуация изменилась: его любовь растоптана, Сефид оскорблен, доверие предано…

Намойя поморщился от нового приступа головной боли. В последнее время они участились.

Принц пропустил колонну вперед и поехал в арьергарде, сопровождаемый личной охраной и прислугой. Жестом он подозвал Квенион поближе.

— Подойди ко мне, моя Избранная, — сказал Намойя. — Поедешь со мной рядом.

— Но мое место не здесь, — застенчиво сказала девушка.

— Благодаря мере твоей преданности — именно здесь и нигде иначе, — отчетливо произнес Кевлерен.

Квенион пришпорила лошадь и поравнялась со своим господином.

— Думаешь, твой план сработает? — снова не глядя на нее, спросил Намойя.

— Это ваш план, ваше величество, — сказала Избранная. — Я имею к нему малое отношение…

— Что я слышу? Это что, сарказм? Ты не надеялась разделить со мной ответственность за разработанный нами план? А почему? Ты ведь разделила со мной всю меру высокой ответственности, Обладая Сефидом, и даже самостоятельно принесла жертву! И тогда ты не спрашивала меня, хочу я этого или нет. А ведь по сравнению с тем поступком подготовка какого-то военного похода — сущая безделица, мелочь.

— Прошу вас, ваше величество, — взмолилась Квенион. — Я поступила так лишь ради вас, только ради любви к вам… Не надо на меня сердиться…

Намойя слегка остыл, вспомнив о любви, которую когда-то питал к ней.