— Хорошо, мы вместе отправимся к ней. Но прежде позвольте мне задать вам несколько вопросов…
— Относительно моего бедного брата?
— Нет, относительно будущего.
Берта вздрогнула, потому что будущее казалось ей очень печальным. Горе на минуту заставило ее забыть о том беспокойстве, которое внушало ей это будущее, угрожавшее быть таким трудным для нее и для матери.
— Выслушайте меня, — продолжал доктор, — отвечайте откровенно, как истинному и преданному другу. Вы знаете, что я ваш друг?
— Да, доктор, я не сомневаюсь! — с увлечением вскричала Берта. — Я вам верю.
Эти слова заставили сильно забиться сердце Этьена. Он взял руку Берты и нежно пожал.
— Занятия вашего брата составляли — не правда ли? — большую часть ваших средств к жизни?
Берта покраснела, но ответила не колеблясь:
— Да, доктор, мой брат ничего не оставлял себе. Он каждую неделю отдавал весь свой заработок матери, и это вместе с тем, что я зарабатывала иголкой, давало нам средства жить просто, но не подвергаться лишениям.
— Когда он захворал, были у вас какие-нибудь сбережения?
— Да, небольшие.
— Но его болезнь продолжалась долго, ваши средства, вероятно, уже иссякли, не правда ли?
Берта снова покраснела, на лице ее выразилось смущение, хотя она знала, что вопросы вызваны симпатией к ним.
— Простите, что я спрашиваю вас, и, главное, не удивляйтесь… Если бы вы знали, какое участие я питаю к вам и к вашей матери… Если бы знали наконец как я вас люблю обеих… то вы поняли бы, что эта любовь дает мне право интересоваться всем, что касается вас. Я не могу найти выражения для моих чувств, но, Берта, подумайте, что лишения убьют вашу мать. Если вы так недоверчивы, то во имя вашей любви к матери заклинаю вас не скрывать от меня ничего… Болезнь Абеля должна была истощить все ваши средства, не правда ли?
— Да, доктор, правда, мы очень бедны, и я даже не знаю, на что похороним брата.
Берта заплакала, закрыв лицо руками.
— Дорогая Берта, — сказал доктор дрожащим от волнения голосом, — не плачьте. Я спрашивал только для того, чтобы убедиться… Я не ошибся, я угадал ваши затруднения и думаю о том, чтобы устранить их. Глядите на меня, как на друга… С этого дня я хочу быть для вас братом… сыном для вашей матери… О! Если бы я смел!…
Этьен снова остановился; он чувствовал, что его тайна готова сорваться с уст, и замолчал, так как было не время говорить о любви. К тому же Берта и без слов поняла его и была ему благодарна за молчание.
— Вы принимаете, не правда ли? — продолжал он.
— Да, — тихо ответила Берта.
— А теперь не будем терять ни минуты, едем к вашей матери и постараемся избавить ее от всевозможных беспокойств, которые истощили бы ее энергию и физические силы. Я должен сказать вам откровенно, что всякое волнение сокращает ее жизнь, а то волнение, которое она теперь испытывает, внушает мне глубокий ужас: оно может убить ее.
Берта побледнела.
— Это невозможно! Вы ее спасете!…
— Я сделаю все, что возможно, но мне нужна ваша помощь. Без вас я не могу сделать ничего.
— Что же я могу? — спросила она с удивлением.
— Вы должны помочь мне избавить вашу мать не от горя, — так как стараться это сделать было бы безумием, — но от различных мелких неприятностей. Например: я хотел бы скрыть от нее, что в настоящее время вы близки к нищете. Без вас мне это не удастся. Как это сделать?…
— Это нетрудно. Вот уже два года, как я веду хозяйство, и, Богу известно, это нетрудно. |