Ксавье де Монтепен. Сыщик-убийца
Часть первая АБЕЛЬ И БЕРТА
Пробило десять часов вечера; чудная ночь сменила жаркий сентябрьский день. На траве, недалеко от заставы Ла-Шапель, лежал какой-то человек; поддерживая голову руками, он прислушивался и внимательно следил за дорогой, которая проходит между Северной железной дорогой и дорогой в Сен-Дени. Незнакомцу могло быть около шестидесяти лет, его густые седые волосы были острижены под гребенку, а длинная седая растрепанная борода придавала дикий вид смуглому лицу, на котором маленькие глазки сверкали, как глаза кошки. Он был одет в синюю суконную блузу с кожаным поясом и сюртук неопределенного цвета; серая помятая шляпа валялась рядом с ним. — Черт возьми! — прошептал он. — Жан заставляет себя ждать. Ему бы следовало быть здесь полчаса назад! Этот незнакомец подозрительной наружности был некогда нотариусом в одном из маленьких городков недалеко от Парижа. Кроме того, он имел состояние и мог бы, если бы захотел, жениться на богатой наследнице и стать родоначальником честных людей, но любовь к картам, вину и женщинам, соединенная с удивительным талантом подделывать подписи, была причиной его гибели. Обвиненный и признанный виновным в семистах двадцати подлогах, Рауль Бриссон переселился в Брестский острог, сильно раздосадованный этим приключением, но нимало не исправленный и не раскаивающийся. Его умение подделывать какой угодно почерк было его гордостью. Он любил рассказывать, как однажды в остроге его выпустили на свободу по приказу, присланному из Парижа из министерства юстиции, по приказу со всеми печатями и подписями, а между тем все было подделано, начиная от подписи и кончая почтовыми штемпелями. Рауля поймали три дня спустя, когда обнаружилось, жертвой какой мистификации стало начальство острога. Оставив Брест, он предлагал свой талант всякому, кто хотел заплатить. Но с наступлением старости руки его начали дрожать, и бывший нотариус опустился до категории воров самого низшего сорта. Вдруг на дороге послышался шум шагов. Бывший нотариус стал прислушиваться с удвоенным вниманием. Шаги приближались, но никого не было видно, так как, без сомнения, шедший держался в тени укреплений. Шум замолк, и через несколько мгновений послышался особенный свист, служащий сигналом ночным бродягам. Рауль Бриссон ответил таким же свистом, тогда на некотором расстоянии показалась тень и стала взбираться на вал. Новопришедший был человеком самое большее лет сорока пяти, среднего роста и почти невероятной худобы; на нем была рубашка лодочника, висевшая, как на вешалке, а на голых ногах болтались синие суконные панталоны. Костюм отличался чистотой, волосы тщательно причесаны, а лицо, покрытое веснушками, было желто и бледно. Маленькие глаза, глубоко сидевшие, выражали хитрый цинизм. Синяя бархатная фуражка, сдвинутая на затылок, открывала выпуклый лоб, который, по словам френологов, указывает на присутствие большого ума, склонного исключительно ко злу. Бывший нотариус, узнав при лунном свете того, кого ждал, изменил позу и уселся, скрестив ноги. — Черт возьми! — сказал он. — Иди скорей. Ты опоздал на полчаса. — Лучше поздно, чем никогда, — хрипло ответил человек-скелет. — Я мог и не прийти. — Это почему, что случилось? — Дело в том, что Филь-ан-Катр не захотел третьего участника. Он уверял, что его и меня вполне достаточно, и мы чуть было не устроились без тебя. — Вот как! — с беспокойством прошептал Бриссон. — Ты знаешь, что он имел на это право, — продолжал новопришедший. — Он нашел дело, от него зависит выбрать помощника. — А теперь? — Теперь все устроилось, я просил за тебя, и он согласился, хотя и не без труда. |
