Отец Собриенте, с которым я виделся вчера в Сан Хосе, говорит, что он
очень умный, замечательно образованный юноша, с прекрасными манерами и утонченным вкусом. Деньги его отца, положенные на его имя в банк Кардена еще пять лет назад, ничем
не хуже всяких других, а кровь его отца не повредит ему ни в Калифорнии, ни на Юго Западе. Во всяком случае, в обществе его принимают все, а его опекуном был дон Хуан
Робинсон. По правде говоря, еще неизвестно, кто стоит выше в глазах общества – он или родная дочь покойного Джона Силсби из миссурийской глуши и приемная дочь Джона
Пейтона. Отец Собриенте, по видимому, отлично осведомлен о прежних отношениях Кларенса с Сюзи и ее родителями, и было бы по меньшей мере невежливо, если бы мы сделали вид,
что ничего не помним, или показали бы, что стыдимся прошлого. Поэтому я тут же попросил Собриенте передать молодому Бранту приглашение побывать у нас.
Раздражение, негодование и протесты миссис Пейтон оказались бессильными перед невозмутимым и властным добродушием мужа, и теперь они сменились полуистерическим фатализмом.
Она покачала головой с суеверной покорностью судьбе.
– Ведь я не раз говорила тебе, Джон, как меня мучит предчувствие, что на нас надвигается что то…
– Ну, если это что то окажется застенчивым юношей, то, право же, я не могу усмотреть тут ничего зловещего. Они не встречались с самого раннего детства; вкусы их с тех пор
изменились; если они и не будут спорить и ссориться, то, возможно, скоро наскучат друг другу. Но до той поры Кларенс так или иначе займет внимание нашей капризной барышни;
к тому же, как ты говоришь, тут будет ее подруга Мэри Роджерс, и ему придется делить свою любезность между двумя девицами, и таким образом, – закончил Пейтон с притворной
торжественностью, – будут удовлетворены самые строгие требования приличий. Я сообщу ей эту новость или ты?
– Нет… да. – Миссис Пейтон не знала, на что решиться. – Пожалуй, все таки лучше я.
– Прекрасно. Итак, я оставляю его репутацию в твоих руках, но все таки постарайся не давать воли своим предубеждениям, не то ты внушишь ей романтический интерес к нему.
И судья Пейтон с улыбкой удалился.
Из глаз миссис Пейтон выкатились две слезинки. Каждый год она так ждала, что каникулы Сюзи проведет только с ней, так мечтала о них, связывала с ними столько материнских
надежд и желаний – и вот вновь ее мечтам не суждено было сбыться. Ее страшил приезд этой школьной подруги, которой ее дочь поверяла свои мысли и секреты, хотя сама же
пригласила ее, еще больше страшась увидеть расстроенное лицо девочки; она страшилась появления юноши, товарища раннего детства Сюзи, когда она сама еще не знала ее; она,
как мучительного испытания, страшилась и разговора с дочерью, – вдруг ей предстоит увидеть в глазах Сюзи то пленительное оживление, которого, как ей начинало казаться,
никакая ее нежность и заботливость уже никогда не зажгут в них; но еще больше она страшилась, что свидетелем этого может стать ее муж. Ведь возвращенное здоровье этой
женщины изменило и сделало более земной не только ее внешность, но и ее любовь, которая, не став совсем уж материалистическим чувством, все же приобрела менее возвышенный,
эгоистический оттенок, еще усиливавшийся из за одиночества и замкнутости ее жизни. Материнская страсть, оставшаяся неутоленной из за смерти ее первенца, не могла
удовлетвориться и беззаботной снисходительностью, которой отвечала на нее Сюзи; миссис Пейтон была введена в заблуждение легкостью, с какой девочка привыкла к ней, и
детской способностью забывать прошлое, но теперь она начала смутно сознавать, что перед ней непонятная и чуждая ей натура. |