|
Однако заикаю-щийся всякий раз на слове «карта» человек, который спит и видит себя в Государственном управлении географии – это нечто. Заикался он, конечно, не всегда, но на слове «карта» – постоянно. – А тво-твоя специализация? – спросил сосед. – Театральное искусство. – В смысле, в спектаклях играть? – Нет, не это. Читать и изучать драму. Там… Расин, Ионеско, Шекспир… – Я, кроме Шекспира, больше никого не знаю, – признался он. – Я и сам раньше о них не слышал. Просто эти имена стоят в плане лекций. – Ну, то есть, тебе нравится? – Не так, чтобы… Ответ его смутил. И по мере замешательства заикание усилилось. Мне показалось, что я совершил страшное злодеяние. – Да мне было все равно, – пояснил я. – Хоть индийская философия, хоть история Востока. Подвернулось театральное искусство – только и всего. Не понимаю, – сказал он с действительно непонимающим видом. – Во-вот мне… нравятся ка-карты, поэтому я изучаю ка-ка-картографию. Для этого я специально поступил в столичный институт, получаю регулярные переводы на обучение. А у тебя, говоришь, все не так?.. И он был прав. Я уже не пытался что-либо объяснять. Затем мы вытянули на спичках, где кому спать. Он выбрал верхнюю койку. Сосед постоянно носил белую майку и черные брюки. С наголо обритой головой, высокого роста, сутулый. На учебу непременно надевал форму. И ботинки, и портфель были черными как сажа. По виду – вылитый студент с правым уклоном, причем многие его таковым и считали, хотя, по правде говоря, он не питал к политике ни малейшего интереса. Просто ему было лень подбирать себе одежду, он так и ходил – в чем было. Его интересы ограничивались изменениями морских береговых линий или введением в строй новых железнодорожных тоннелей. И стоило зайти разговору на эту тему, он мог, заикаясь и запинаясь, говорить и час, и два – пока собеседник либо засыпал, либо бежал от него прочь. От раздававшегося ровно в шесть утра гимна он просыпался, как по будильнику. Выходи-ло, что показная церемония поднятия флага не совсем бесполезна. Одевался и шел к умывальни-ку. Процесс умывания был долог. Казалось, он по очереди снимает и вычищает все свои зубы. Возвращаясь в комнату, с хлопком расправлял и вешал сушить на батарею полотенце, клал на место мыло и зубную щетку. Затем включал радио и начинал утреннюю гимнастику. Я обычно ложился поздно и спал бы еще крепким сном, не реагируя на его утреннюю воз-ню и шум. Но когда он переходил к прыжкам, я не мог не проснуться. Еще бы: при каждом его подскоке – и нужно заметить, высоком, – моя голова подлетала над подушкой сантиметров на пять. Тут уж не до сна. – Знаешь, – не выдержал я на четвертый день, – не мог бы ты делать гимнастику где-нибудь на крыше? А то ты мне спать не даешь. – Не годится. Буду заниматься на крыше – начнут жаловаться с третьего этажа. Здесь-то первый, под нами – никого. – Ну тогда занимайся во дворе. На травке, а? – Тоже не годится. У ме-меня не транзисторный приемник. Без розетки не работает. А не будет музыки – я не смогу делать зарядку. И в самом деле: его древний приемник работал только от сети. С другой стороны, транзи-стор был у меня, но он принимал только музыкальные стереопрограммы. «И что теперь?» – спросил я себя. – Давай договоримся. Зарядку делай, только убавь громкость и подпрыгивай вот так – «прыг-скок», а? А то ты не прыгаешь, а скачешь. Идет? – «П-прыг-скок»? – удивился он. – Что это такое? – Когда прыгаешь, как зайчик. – Таких прыжков не бывает… У меня разболелась голова. Сначала подумал: а и черт с ним, – но коли завел разговор сам, нужно разобраться до конца. |
