|
Сначала подумал: а и черт с ним, – но коли завел разговор сам, нужно разобраться до конца. Напевая главную мелодию радиогимнастики, я показал ему «прыг-скок». – Видишь? Вот так. Такие бывают? – То-точно, бывают. А я не замечал! – Ну вот. – Я присел на кровать. – Все остальное я как-нибудь потерплю – только брось скакать, как лошадь. Дай мне поспать. – Не годится, – просто сказал он. – Я не могу ничего выбрасывать. Я такую гимнастику де-лаю уже десять лет. Каждое утро. Начинаю, и дальше – все машинально. Выброшу что-то одно, и пе-пе-перестанет получаться все остальное… – Ну тогда не делай вообще. – Зачем ты так говоришь? Будто приказываешь. – Ничего я не приказываю. Просто хочу спать часов до восьми. А если и просыпаться раньше, то не как ошпаренный, а вполне естественным образом. Только и всего. Понятно? – Поня-а-атно. – И что будем делать? – Просыпаться и делать зарядку вместе со мной. Я опустил руки и завалился спать. Он же продолжал делать гимнастику, не пропуская ни одного дня. Когда я рассказал о соседе и его утренней гимнастике, она прыснула. Я не собирался де-лать из рассказа комедию, но в конечном итоге ухмыльнулся и сам. Давно я не видел ее веселой, хотя спустя мгновение улыбка уже исчезла с лица. Мы вышли на станции Йоцуя и шагали по насыпи к Итигая . Воскресный вечер в середине мая. До обеда накрапывал дождик, но теперь тяжелые тучи уносило с неба южным ветром одну за другой. Ярко-зеленые листья сакуры колыхались и сверкали на солнце. В воздухе пахло летом. Люди несли свои свитера и пальто кто на руке, кто перебросив через плечо. На теннисном корте по ту сторону насыпи молодой человек снял майку и в одних шортах размахивал ракеткой. В ее металлическом ободе играли лучи солнца. Только две сидевшие на лавке монашки были облачены по-зимнему в черное – что, однако, не мешало им задушевно болтать. С таким видом, будто лето еще за горами. Минут через пятнадцать у меня вспотела спина, я снял плотную рубашку и остался в одной майке. Она закатала до локтей рукава бледно-серой ветровки. Вещь сильно поношенная, но вы-цвела приятно. Кажется, я видел ее раньше в этой ветровке, но припоминал весьма смутно. Как и многое другое в ту пору. Все казалось мне событиями глубокой давности. – Как тебе совместная жизнь? Интересно жить с другими людьми? – спросила она. – Пока не знаю. Рано еще судить. Она остановилась перед фонтанчиком, сделала глоток воды и вытерла рот платком, выта-щив его из кармана брюк. Потом затянула потуже шнурки. – Как ты думаешь, мне такая жизнь подойдет? – В смысле – коллективная? Общежитие, что ли? – Да, – ответила она. – Как сказать… Тут как посмотреть. Хлопот, конечно, хватает. Дурацкие правила, радио-гимнастика. – А-а, – кивнула она, и, как мне показалось, на некоторое время ее мысли унеслись куда-то вдаль. А потом она посмотрела на меня так, будто увидела во мне что-то необычное. Ее взгляд пронизал меня насквозь. Раньше я за ней такого ни разу не замечал. Словно я до странности про-зрачен. Словно она разглядывает небо. – Но иногда мне кажется, что я должна на это решиться. В смысле… – Не отрывая от меня взгляд, она прикусила губы. Затем опустила глаза. – Не знаю… Хватит об этом. На этом разговор прервался, и она зашагала дальше. Мы встретились почти год спустя. За это время она до неузнаваемости похудела. Впали щеки, шея стала тоньше. Однако не похоже, чтобы девушка болела. Она похудела как-то очень естественно и тихо. Даже стала красивее, чем я считал раньше. Я хотел сказать ей об этом, но не смог найти подходящих слов и промолчал. Мы приехали на станцию Йоцуя без какой-либо на то причины. |
