Когда мы вышли на улицу, миссис Мидуэл с выражением величайшего довольства на лице прoизнесла:

– Цыгане, стало быть. Но это же прекрасно!

Ни я, ни сопровождавшие нас джентльмены не поняли причин такого воодушевления пожилoй дамы.

– Ну что же вы, мои дорогие?   недоуменно обвела нас взглядом миссис Мидуэл.   Цыгане в нашем случае лучшие свидетели. Они не станут щадить ничьих чувств и не связаны этикетом. Если жители Кловелли откажутся говориться с нами по душам, наверняка в таборе расскажут всю историю целиком. В подробностях.

С этим я готова была согласиться. Цыгане славились множеством черт, в том числе и словоохотливостью, которая становилась тем сильней, чем больше денег ты дашь за ответы на свои вопросы.

– Мы не можем вот так запросто идти в табор,   проворчал викарий, который всей душой не одобрял нашу задумку пообщaться по душам с цыганами.   Что о вас начнут говорить, мисс Бет?!

Я пожала плечами, не особенно переживая за собственную репутацию. Богатые наследницы имеют право на любые причуды, о них не рискнут злословить – скорее, начнут восторженно шептаться об очаровательной эксцентричности молодой леди. А я была даже и не наследницей – полноправной хозяйкой огромного состояния, которая распоряжается каждым шиллингом по собственному разумению.

Никто не скажет мне слова упрека. Помимо миссис Мидуэл, разумеется.

– Почему нет?   пожала плечами я.   Хоть какое то развлечение в здешней глуши. Пока нас не начнет рвать на части местное общество. Вряд ли они пожелают проявить хоть какое то терпение.

Жители Кловелли действительно смотрели на нас – неотрывно смотрели с восторгом и предвкушением. Мы были тем самым глотком cвежего воздуха, возможностью получить новые впечатления, которых так не хватает, если живешь в глухой провинции.

Когда мы собирались зайти в местную булочную, буквально наперерез выкатилась круглая как шар женщина лет сорока или чтo то около того с жидкими волосами морковногo цвета, собранными в тугой пучок.

– Ох, миледи! Это ведь вы – графиня Карлайл, не так ли?! – совершенно бесцеремонно заговорила со мной рыжеволосая леди, напрочь игнорируя моих спутников.

Я смерила незнакомку прохладным долгим взглядом, давая ей время осознать, насколько неуместно ее появление и она сама. На какое то мгновение показалось, будто женщине передо мной хватило этого взгляда, чтобы вспомнить, как именно следует себя вести в приличном обществе. Однако ничего подобного.

Женщина снова разразилась каким то невнятным щебетом.

– Не имею чести знать вас,   обронила я с равнодушием, которое далось не слишком легко. Всегда не выносила чужой бесцеремонности.

И этот намек не достиг цели.

– О, миледи, меня зовут Эйлин Харли! Мы послали вам карточку, но я поспешила сама… – снова принялась тараторить женщина. Эйлин Харли, хозяйка безвкусного дома, что нависал над деревенькой Кловелли.

Что ж, особняк Харли отлично сочетался со своей владелицей.

– Рады знакомству, миссис Харли,   прервал поток слов мистер Дарем, и его голос был холодней ледников. Если мою отстраненность бесцеремонная леди словно бы и не заметила, то вот обращение священника подействовало на нее как ушат холодной воды.

– Прошу прощения, но я – леди Харли! – оскорбленно воскликнул жена деревенского сквайра.

Разумеется, преподобный Дарем – как и все мы – был прекрасно осведомлен о титуле Харли, просто священник желал поставить на место женщину, которая это место напрочь позабыла.

Разумеется, Эйлин Харли надеялась впечатлить викария, однако у Генри Дарема имелся определенного рода иммунитет к благоговению перед титулами. Ему ли было спустя месяц общения с графиней трепетать перед женой сквайра? И ведь даже во мне молодой священник в первую очередь видит человека, а не знатную леди.