В тот вечер я должна была изъясниться с ним. И хотя сердце мое кричало: «Ты – мой! Я – твоя навеки!» – я ответила ему только то, что могла в своем статусе. Я сказала, что раз несчастливая Судьба или Рок отдали меня не ему и выбор тот скреплен на Небесах, то мой союз с мужем нерушим и вечен, до гробовой доски, а также за нею. И я не могу унизить своего супруга и себя самое своей неверностью. Тогда ОН стал умолять, целовать мои колена…

Однако в тот момент возвратился, бренча шпорами, мой супруг. Бедный Е.О. еле успел подскочить на ноги. Не знаю, видел ли мой благоверный мизансцену с НИМ у моих колен? Не знаю, заметил ли следы волнения на моем и ЕГО лице? Мне казалось, не усмотреть этого трудно, я едва владела собой. Е.О. также был взволнован и едва мог успокоить свое дыхание. Грудь его вздымалась, очи блистали, волосы были растрепаны. Но мой супруг, истинный образчик настоящего английского джентльменства, не повел даже бровью. Он поцеловал мне руку и завел спокойный разговор с гостем о новостях двора. Потом они прошли в гостиную выпить рюмку ликера и выкурить сигару.

И пусть ОН считает, что моему супругу важнее собственное спокойствие, я все равно благодарна мужу за то, что он не стал углублять неловкость и педалировать случившееся. При том волнении, в коем пребывали мы с Е.О., и я, и он могли бы натворить глупостей, не окажись в тот момент мой супруг столь учтив, хладнокровен и преисполнен достоинства. Он и впоследствии ни словом, ни жестом не выказал своего неудовольствия, не сделал мне сцены, не высказал упрека. И я ему безмерно за то благодарна.

Уже одной той сценой, видом Е.О. у своих ног, я была полностью, до краев удовлетворена и в ту ночь заснула так глубоко, так сладко, как не засыпала со времен, когда была девочкой. Ах, если бы все на том кончилось! Если бы Е.О. покинул меня в тот момент – навсегда! Если б у него достало смелости и благородства уехать куда угодно: за границу, в деревню, в новые свои странствия! Да, вы можете назвать желание, которое я испытывала в тот момент, эгоистичным, но я чувствовала, что получила от НЕГО уже все, чего только хотела, все, что он мне мог дать! Видеть распластанным у собственных ног того, перед кем ты сама мысленно не раз склонялась в мольбах, – разве это не величайшее счастье для самолюбия?!

К несчастью, бедный Е.О. не остановился на своих признаниях. Слабого женского признания: «Да, я люблю вас, однако не могу быть с вами» – мужчинам вечно бывает мало. Думаю, я не ошибусь, если уподоблю их самцам, которые готовы на самые странные, вызывающие поступки и даже гибель ради такой малости: физического овладения особью противоположного пола! И даже ОН, несмотря на весь свой ум и благородство, увы, не стал исключением.

Мой супруг-генерал по заботам службы принужден был уехать. И Е.О. возобновил свои притязания. Надо отдать ему должное: он старался быть почтительным и тактичным, он не делал, казалось, ничего, чтобы скомпрометировать меня и моего супруга, но эта его настойчивость… Эти письма, горячие, страстные и с каждым новым все более безумные… Эти тайные пожатия руки в темноте моей театральной ложи… Эти страстные взгляды, что он украдкой бросал на меня, когда мы сталкивались на обедах или приемах… Его рассказы, которыми он зачаровывал общество, – они, как нарочно, оказывались все о любви, да такие красноречивые, что я невольно примеряла на нас с ним маски героев и героинь…

И, наконец, я уступила… Да, знаю! Я порочна! Нет мне прощения! И мне, и ему теперь вечно предстоит гореть в аду: ему за то, что он соблазнил меня, как одну из «малых сих», а мне – за то, что я не смогла устоять перед искушением.