Изменить размер шрифта - +
– Тарас Викторович, подтвердите – помогал, как мог… Если бы этот выродок, – ткнул он грязным пальцем в Гранда, – решил вас убить, я бы ему…

– Заткнись, вонючее дерьмо! – выкрикнул Козелков и вдруг остановился, принюхался. – Братцы, он же обосрался с перепугу! – хрипло расхохотался он. Брезгливо, будто, дотронувшись до прапоршика, испачкал руки, вытер их о полу бушлата.

Серафим сейчас походил на опорожненный от воздуха воздушный шарик. Даже всегда выпученная грудь вжалась, арбузообразный живот опал, плечи опустились, колени подрагивают. От него, действительно, несет сортирными запахами.

А вот Гранд держится молодцом! Ногу закинул на ногу, высоко поднял красивую голову, в глазах вспыхивают и гаснут насмешливые огоньки, губы кривятся в ехидной улыбке. Дескать, думаешь подмял меня, мент? Ничего подобного – с помощью всемогущего отца академика выкручусь, вывернусь и сполна расплачусь за теперяшнее унижение. Точно так же, как уже расплатился с твоим дружком, прокурором, его жинкой и с местными недоносками, позволившими себе грубость и хамство.

Добято, не отрываясь, смотрел ему в лицо. Но видел он не наглого бандюгу, не вонючего убийцу – истерзанного пытками Николая, растрелянных его жену и детей. Из глубины души к горлу подкатился комок ненависти. Казалось, он вот вот разрастется и прервет и без того затрудненное дыхание.

Освобожденная от веревок Александра потерла красные рубцы на запястьях, опустилась на колени рядом с Тарасиком, принялась пальцами и зубами развязывать туго затянутые узлы. Одновременно, не стыдясь окружающих, целовала руки сыщика, поливала их слезами.

Добято невежливо, даже грубо, отстранил прильнувшую к нему женщину, не отрывая цепкого взгляда от побледневшего Гранда, протянул руку к пистолету, который держал Михаил.

– Прекрати, Тарасик. Не надо. Есть суд…

– Я ему – и суд, и прокурор, и защитник, и палач, – хрипло проговорил сыщик. – Больно уж мы милосердны и законнопослушны. Пролитая маньяком кровь требует расплаты!… Ты так говоришь потому, что не видел растерзанные этим садистом жертвы: не только мужчин – женщин, детей. Суд, говоришь? Проведут психиатрическую экспертизу, отправят в дурдом, там, не без помощи всесильного отца академика, «вылечат», возвратят домой. И снова – убийства, издевательства? Ну, нет, этого не будет! К тому же, этот мозгляк сам признался в убийстве капитана и в других преступлениях. Пора оборвать кровавый след, который тянется за ним.

– Ничего я не говорил, ни в чем не признавался! – негромко возразил Гранд. – Прекратите издеваться! Лучше дайте мне лекарство – оно в правом кармане, в коробочке.

– Сейчас будет тебе «лекарство». Сразу вылечишься!

– Опомнись, милый, – тихо прошептала Александра. – Не пачкай руки ядовитой кровью… Опомнись!

– Отойди… Михаил, дай оружие!

Поколебавшись, особист вложил в протянутую руку Тарасика пистолет.

– Встать, недоносок!

В лице Гранда – ни кровинки. Даже тонкие, самоуверенные губы усохли, потеряли свой природный цвет. Его покинула всегдашняя самоуверенность, её сменил животный страх. В жестком взгляде сыщика Убийца прочитал смертный приговор, который не смягчить, тем более, не отменить.

– Это беззаконие, – хрипло, без малейшего следа недавней бравады, прохрипел он. – Требую суда…

– Беззаконие, говоришь? А когда ты резал детей, издевался над беззащитноми женщинами, убивал заточкой пенсионера, стрелял в постового милиционера – все это было в рамках закона? На тебе столько трупов – удивляюсь, как они тебя до сих пор в землю не вогнали. Придется сделать это мне!… Шагай на улицу, подонок, двигай ходулями! Сейчас я отстрелю тебе обе ноги, как ты сделал с Николаем, потом – член, которым ты насиловал малолетних девочек.

Быстрый переход