Будучи в очередной раз в госпитале, от праздности и безделья он возьми
да и напиши однажды письмо в город Ровно, Гурьяну с Туськой, безо всякой
надежды на ответ - времени-то прошло - вечность! Но как совладать с
побуждениями безродного человека - искать и найти хоть какую-то родную душу
на земле? А ответ-то, бах-трах, через месяц и пришел. Только на конверте, на
обратном адресе, значится: Гарпина Тарасовна Гунько.
Чудеса в решете! Откликнулась Гапка, та самая, с которой у Коляши
летучий роман заводился. Она сообщала, что Гурьяна с Туськой здесь уже давно
нэмае. Гурьян еще много рокив назад поихав на свежее вино до Кишинева да и
потерялся. Туся ждала его, ждала и кинулась искать. И нашла - аж на острове
Валааме, куда свозили безнадежных калек. Оттуда, с Валаама, Туська сперва
присылала письма, интересовалась хозяйством, но потом писать перестала,
по-видимому, узнала, что до своих хат начали возвращаться настоящие, по
Собиру кое-где уцелевшие хозяева.
И вот еще годы спустя, выйдя на пенсию, покатил Николай Иванович в
Ленинград, оттуда на туристическом теплоходе правиться к Валааму. Если б кто
его спросил, зачем и почему он в такую даль едет, резонно ответить старый
солдат не сумел бы.
В пути у Николая Ивановича случилось очень загадочное, можно сказать,
символическое видение. После того, как туристы перестали бегать друг за
дружкой по палубе, на корме отгремела музыка, под которую, кто во что
горазд, прыгали, топотили, вихлялись, а которые пары в экстазе почти и
совокуплялись, и усталые, разгоряченные танцоры, готовые к ночным схваткам,
разбрелись по каютам, Николай Иванович придвинул витое кресло к носовой
загородке, наблюдал за природой и думал о жизни. На воде озера,
успокоенного, мирно дремлющего, лежало серебристое с краев, в середке медно
окислившееся отражение луны. Теплоход все норовил наехать на него,
расколоть, раскрошить, но пятно луны легко, играючи откатывалось от почти
его достигшего железного плуга, оставляя лишь призрачный, легкой фольгой
расстилающийся блик. Не отрываясь, смотрел и смотрел беспокойный человек на
эту затейливую игру, и то ему хотелось, прямо-таки нетерпеливо ждалось,
чтобы шумящей водой теплоход смял, порезал волшебно сияющий круг, но еше
шибчее хотелось ему, чтоб вечно так было: широкое, тихое озеро с пятнами
островов вдали, искрящихся огнями.- и там кто-то живет! Вот так бы плыть,
плыть, завороженному луной, утихшему в себе, все тревоги позабывшему, себе,
только себе и природе принадлежащему, доверчиво ей отдавшемуся. В книгах это
называется точным словом - блаженство!
Да разве возможно блаженство там, где есть люди, исчадья эти, советские
охламоны, везде со своими уставами, правилами, указаниями - жить, как
велено, но не так, как твоей душеньке хочется.
- Гражданин! - тронули Николая Ивановича за плечо. |