|
Ну, что да как, да какими судьбами здесь, в Сибири? Дочка с семьей, оказывается, здесь. В санэпиднадзоре трудится, зять в торговой сети. Внучка уже местный институт культуры заканчивает, внук - ловелас, на шее матери с отцом сидит, делает вид, что в университете учится, на самом же деле к чернорубашечникам примкнул и борется за освобождение русского народа из-под ига демократов. Они зашли в дорогое кафе под названием "Марианна" при городском парке и выпили дорогой иностранной водки под названием "Горбачев". Перед тем, как выпить первую, Николай Иванович снял шляпу, поискал нужный угол и перекрестился, чем потряс Моисея Борисовича. Махнули по второй, Моисей Борисович постучал по бутылке ногтем: - Ирония судьбы: борец с алкоголизмом и коммунизмом удостоился такой вот боевой памяти,- и, опустив глаза долу, добавил: - А что крестишься, Николай Иванович,- одобряю. Надо ж кому-то и наши грехи замаливать. Николай Иванович читал: водку "Горбачев" производил русский купец по фамилии Горбачев, сейчас она варится в одном лишь месте - в Берлине, но насчет иронии судьбы возражать не стал - уж чего-чего, иронии на Руси всегда было достаточно. Старые вояки допили бутылку. Их изрядно развезло, и они, поддерживая друг дружку, вышли на улицу. На площади ораторов уже не было, но от памятника, изваянного скульптором Пинчуком, разносилась песня: "Смело мы в бой пойдем за власть советов и как один умрем..." - Снова умирать зовут, но когда-то ж надо и жить?.. - Нам от коммунистов, фашистов деваться некуда, но тебе, Моисей Борисович, детям твоим и внукам можно в Израиль податься. Гринберг, видно, много уж думал над данным вопросом, потому и ответил без промедления, резко: - Где он, тот Израиль? И шо я там потерял? Я,- Моисей Борисович постукал каблуком в криво налитый, как бы черными коростами покрытый асфальт,- я на этой земле произошел на свет и в ней покоиться буду. Дети ж и внуки пусть сами решают свои задачи. Хватит-таки, что их за нас все время уверху решали... Где-то, что-то они еще добавляли. Гринберг Моисей Борисович был менее, чем Николай Иванович, разрушен, может, по еврейской натуре хитрил, не допивал до дна, но товарища по войне не бросил, доставил домой. - Экие красавцы! - всплеснула руками Женяра и домой Гринберга не отпустила, бегала к соседям, звонила, чтоб дети и внуки не теряли отца и деда, беседовала с фронтовиками, которые в пьяном виде смотрели телевизор и матерно комментировали происходящее на экране. За папой, Моисеем Борисовичем, утром приехала все еще моложавая, но уже усатая дочь по имени Эра. Посмотрев пристально на едва живых ветеранов, она принесла из машины шкалик коньяку, два "сникерса" и, понаблюдав, как трудно опохмеляются, мучительно восстают к жизни престарелые вояки, потягивая сигарету, криво усмехнулась: - Пили бы уж лучше мочу. |
