|
Ребята принялись орудовать лопатами. На этот раз лопату в руки взял и сам Пал Андреич, работал не работал, но суетился на виду у всех. Пеклеван в работе силен и неустанен, на сообразиловку же туг, однако и он спустя время сказал: - Коляша! А ведь мы украли машину хлеба. Дело подсудное. - Молчи знай, нас не спрашивали. Не е.., не сплясывай. Слыхал такое? - Слыхал, да все же у меня семья, жана, дети. - Где она, жена, дети? А фронт уж недалече. - Оно, конешно,- вздохнул Пеклеван. И на этом всякие разговоры про всякое постороннее закончились, зато с питанием ребята горя не знали, так и норовили "на практику" попасть, потому как в машине у Пал Андреича для них припасена булка пшеничного хлеба, когда и печенюшки-шанежки, когда и пироги с осердием и всенепременно - туес с молоком! Ох и наставник у Коляши с Пеклеваном, умеет за добро платить добром, да и в беде боевого товарища не кинет. На вторую ночь Пеклеван с дежурным по двору казармы заволокли под своды кладовки деревянный щит, бросили на него два стеженых капота с машины, бушлат с плеча наставника. Пеклеван вынул из-под бушлата два каравая хлеба - один арестанту, другой дежурному - и выдохнул на ухо Коляше: - Игренька наш, Пал-то Андреич, пропасть тебе не даст. Шшыт и все другое до подъема дежурному сдай, ночью снова приташшым. Прошел день, другой, третий. На четвертый, вернувшись с оправки, Коляша увидел на полу кладовки обломок жирпича и брызги стекол. Поднял голову: окошечко-полумесяц выбито. Старшина Олимпий Христофорович Растаскуев вставил зубы, вернулся в роту и вступил в негласный смертельный бой со своим врагом. "Однако, пропадать мне все же",- заныло, заскулило в oдиночестве истомившееся, волосьем от холода обросшее сердце солдатика, и тут же красно, как на городском светофоре, вспыхнуло в голове: сбежать из уборной, подняться в казарму и пронзить-таки эту падлу боевым штыком! - но вместе с капотами, бушлатом и хлебом он получил в посылке паклю для затычки окошка и записку: "Держись, парень! Мы тут действуем". Ну, раз Игренька действует, значит, все в порядке, обрадовался Коляша, и вера его в силу и находчивость наставника не пропала даром. Через неделю, когда синяки почти сошли с лица курсанта, его вернули в роту, где обнаружился другой старшина, из хохлов, вздорный, крикливый, но грамотеев почитающий. Поначалу сдержанно относившийся к ротному бунтарю и как бы между делом заметивший: "Е у нас отдельные личности, устав не почитають, у прэрэканья вступають, даже руку на старших командиров поднимають - так и на их знайдэться мощна сила та, армэйска дисциплина,- вона усему голова". В роте все курсанты уже втянулись в учебу и в армейскую жизнь. Толковые ребята, к технике склонные, на "гражданке поработавшие с техникой, уже водили машины самостоятельно. |
