Она сказала: "Кряк-кряк",-
дескать, созрела я, готов ли вот ты, солдатик, попользоваться мной?.. Коляша
поймал утку, свернул ей покорную шею, ощипал и зажарил птицу в углях, да и
съел тут же половину. На другой день, дождавшись, когда подсохнет одежда,
поскреб трофейным лезвием, вставленным в расщепленный сучок, усы, бороду,
пришил подворотничок к гимнастерке, медали надраил, подвинтил орден Красной
Звезды и неторопливо отправился искать комендатуру.
Коляша топал по уютным, почти не тронутым войною улицам города Винницы,
где совсем недавно бывал Гитлер, хотел увидеть что-либо, оставшееся от
фюрера, но ни одной приметы, даже вони его нигде не ощущалось - такова,
видать, судьба всех пришельцев - земля сама, вроде бы, с потаенной
стыдливостью отторгает и стирает их следы.
В комендатуре было так людно, дымно и шумно, что Коляша поначалу ничего
не мог разобрать: где власть, где посетители и, чтобы как-то вжиться в
обстановку, оглядеться и сориентироваться, сел в угол на прибитую к стене
скамейку.
На откидной барьер, сделанный наподобие сельмагов или почты, навалилась
военная публика. У каждого военного горсть документов, у каждого неотложное
дело, необходимые просьбы и всякая докука. Лейтенант с орденскими колодками
и с планками о ранениях, потный, взъерошенный и выветренный, что
прошлогодняя еловая шишка, что-то у кого-то брал, смотрел, читал, передавал
документы старшему сержанту, заносившему какие-то данные в журнал, но чаще
возвращал бумаги, отстраненно бросал: "Ждите!", на минуту прислонялся спиной
к давно не топленной голландке с сорванной дверцей, призывал издалека
безразлично и монотонно: "Не торопитесь. Успеете на тот свет. В очередь, в
очередь!.."
Чувствовалась напряженность, даже внутренняя перекаленность и страшная
зоркость этого человека. Вот лейтенант зацепил взглядом в толпе мордатого
сержанта в комсоставском обмундировании, с узкой портупеей через плечо, с
медалью "За боевые заслуги" и значком какого-то года эркака. Сминая публику,
будто использованные сортирные бумажки, сержант устремлялся к барьеру, пер
на власти. Лейтенант отбросил себя от голландки, принялся смотреть, читать,
проверять бумаги, отдавать их на регистрацию или возвращать, роняя:
"Подождите. Минутку терпения". На сержанта, оседлавшего барьер, почти
перелезшего через преграду, лейтенант не обращал никакого внимания. Выбирая
из протянутых рук, будто на митинге солидарности или протеста, листовки и
прошения, он как бы ненароком обходил кулак сержанта, словно брюквенную
садовку в огороде, к еде не пригодную,- с нее только семя, да и то не скоро.
- Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! - уже в самый нос лейтенанту
тыкался кулак с зажатыми в нем бумагами.
- Ты куда прешь, морда?! - отстраняя кулак, сталкивая сержанта с
барьера, рявкнул лейтенант.- Тебе здесь базар?! Барахолка?!
Сержант осел, стушевался, впал в растерянность. |