|
По траве зашуршали сандалии и утихли подле него. Коляша не слышал детских шагов, не видел девчушек с протянутыми к нему кульками. Он читал "Кобзаря" и никак не мог уйти дальше первой строчки: "Рэвэ тай стогнэ..." - Дяденьку! А, дяденьку! Вот Коляша уже и дяденькой стал! Сам не заметил когда. - Что, мои хорошие? Мои славные, что? - Коляша изо всех сил держался, чтоб не заплакать от умиления - дяденькой назвали! - Покушайте вишен! - протянуты два пакетика, сделанные из старых, исписанных тетрадных листов, две пары глаз полны чистого к нему внимания и глубокого, еще не осознанного голубиными детским душами страдания, на которое женщина, видать, способна бывает сразу после рождения, может, даже до зачатия, еще растворенная в пространстве мироздания. Неужели эти крошки уже ходят в школу? Нет, еще не ходят. Листики скорей всего вырваны из тетрадей старших братьев... а они... тоже там, на Днепре, ночью... - Вишен? - Коляша приподнялся, сел на траву и, запустив щепотку в один пакетик, за стебелек вынул переспелую, почти черную, сморщенную вишенку. - И у меня! И у меня! - заперебирала нетерпеливо ногами вторая девочка. Коляша и из второго пакетика вынул вишенку, со смаком прищелкнул губами, зажмурил глаза и долго их не открывал, показывая, какие замечательные, какие сладкие у девочек вишни. Девочки понимали, что дядя маленько подыгрывает, веселит их, захлопали ладошками по коленкам. - Вы - сестрички,- уверенно сказал Коляша,- и одну зовут Анютой, а вторую? - Галю! - подхватила Анюта и нахмурилась настороженно: как это дядя узнал ее имя? - А-а! - обрадовалась Анюта,- мы гралы близэнько, вы почулы! Вы - разведчик? - Был и разведчиком, дивчины мои славные! Спросите, кем я не был. - А у нас тату нимцы... убивалы людын дужэ... - Давайте лучше вишни доедать, дивчинки. - Давайте, давайте! Мы ще прынэсэмо! У нас богато вишен, вот хлиба нэмае. Мамо стирае бойцам, воны трохи каши дають та супу, цукру раз давалы, билый-билый цукор! Что бы подарить девчушкам? Ничего у солдата-бродяги нету: ни безделушки, ни сахарку, ну ничего-ничего. Он притянул девчушек к себе и поочередно поцеловал их в кисленькие от вишневого сока щеки - и они, дети несчастного времени, почуяли, что ли, его неприкаянность, обхватили худенькими руками за шею, прижали изо всех сил к себе и разом зашептали на ухи солдату, будто молитву, заговор ли, со взрослым, страстным чувством: - Нэ надо грустить, дяденьку! Нэ надо. Вийна-то скинчилась... Милые девочки из далекой Винницы! Почему-то хочется верить, и Коляша верит до сих пор, что судьба у них была такой же светлой и доброй, какими сами они были в голодном послевоенном детстве. |
