Вийна-то скинчилась...
Милые девочки из далекой Винницы! Почему-то хочется верить, и Коляша
верит до сих пор, что судьба у них была такой же светлой и доброй, какими
сами они были в голодном послевоенном детстве. В одном пакетике еще
оставались вишни, Коляша давил их во рту, обсасывал косточки, бережно
нажимая языком на каждую ягодку, чтоб надольше хватило ему вишен, чтоб
продлилось в его сердце то ощущение родства со всеми живыми людьми, которым
одарили его маленькие девочки.
За обмелевшим, заваленным военной и невоенной рухлядью прудом, среди
которого упрямо желтели кувшинки и над которым величаво и нежно клонились
плакучие ивы, ударила музыка - духовой оркестр. Сразу сжалось что-то внутри,
томительно засосало сердце Коляши. Не умеющий танцевать даже гопака, он
пошел на голос вальса, название которого знал еще по детдомовской пластинке
- "Вальс цветов". Но всегда мелодия вальса была для него неожиданной, всегда
слезливо размягчала сердце. Танцы происходили в загородке, аккуратно
излаженной немецкими саперами из тонкой, но крепкой клетчатой проволоки.
Взявшись за проволоку, парнишки, инвалиды из госпиталей - и Коляша вместе с
ними - глядели не отрываясь, как кружатся пары в проволочном квадрате, в
углах поросшем травою, в середине же выбитом до стеклянистой тверди.
С мужской стороны танцевали все больше военные, и все больше хлыщи
какие-то, узкопогонники, но местами и нестроевик кособочился, пытаясь скрыть
хромоту, старательно поворачиваясь к партнерше той стороной лица, которая не
изодрана, не сожжена, не дергается от контузии. Светится, целится глаз
героя, намекающий на тайность, влекущий куда-то взор ввечеру разгорается все
шибчее и алчней.
В комендатуре Коляшу, оказывается, ждали. Еще днем, когда дежурный
лейтенант бушевал за барьером, от патрулей поступило несколько сообщений: "С
проходящего эшелона орлы взяли самогонку у базарной тетки, но деньги отдать
забыли". С другого проходящего эшелона какие-то одичавшие бойцы или
штрафники-громилы пытались подломить ларек и склад в ресторане. "Небось,
орлы Дунайской флотилии продолжают свой освободительный поход". Эшелон
задержан, "представители" его заперты под замок. "На базаре при облаве
учинен погром, была стрельба, удалось взять несколько бендеровцев и
подозрительных лиц без документов". Но все это дела текущие и текучие, все
это поддается контролю, все усмирено и утишено. А вот как быть со старшиной
Прокидько? Он, как приехал, ни одного еще дня трезвый не был, изрубил все
домашнее имущество, чуть не засек топором жену свою, грозится поджечь дом,
истребить слободу Тюшки, испепелить всю Винницу. Пока же, примериваясь к
гражданской жизни, он дал в глаз участковому милиционеру.
Лейтенант все это выслушал с покорным терпением, привычно прижимаясь
спиной к нетопленой голландке. |