|
Он остановился против Коляшиного вагона, всей своей воробьиной тяжестью обвиснув на костылях, сгорбатив шинель, обессиленно опустил голову так низко, что пилотка свалилась с его стриженой, будто у малого дитяти, лункой на темечке выболевшей головы. Подскочив к нему, баба подняла пилотку, водворила ее на место и громко, с полной уже безнадежностью и отчаянием зашлепала толстыми, мокрыми губами, спелость которых не могла погасить никакая гнетущая сила: - Та вин же ж ранэный! Вин же ж с госпиталю!.. Вин же ж вмэрти може... Нам до дому трэба...- собирая во фразы слова, разбиваемые рыданиями, объяснялась баба в пространство.- Мыкола! Мыкола! Мыколочку, встань пэрэд поездом на колени... Помоли народ... - Нэ можу я на колени. Нэ гнутся у мэнэ ноги...- не поднимая головы, с упрямой бесстрастностью отозвался Мыкола. Баба уже не бегала, не рвалась никуда. Зажав мешок меж колен, она выла без слов, без всякого выражения, просто выла в бездушную и безответную пустоту. На крапивном мешке было ярко выведено: "Од. Смыганюк". Повидал виды этот уемистый мешок, поездил по поездам и вокзалам да на базары. - Одарка! - тихо, но внятно позвал Коляша. Баба испуганно заозиралась по сторонам. - Одарка! - повторил солдат. Баба попалась настолько бестолковая или так уж отупела от дорожной сутолоки, что ничего понять не могла, думала, блазнится - голос ей кто-то с неба подает. - А? Що? Хто цэ? - Да я, я! - махнул Коляша рукой бабе,- подойди сюда, не бойся. Она неуверенно и опасливо приблизилась. - Давай сюда мешок! - Ой! - испугалась баба и, покрепче ухватив мешок, отступила от вагона. Коляша скосил глаз - паровоз набрал воды, заправился углем и, уже бодро соря искрами, клубил свежим черным дымом за стрелкой, готовый шлепнуться буферами в буфера, соединиться с составом и попереть поезд ко все еще далекому Киеву. - Микола! Николай! Тезка! - позвал Коляша громче и, когда инвалид поднял голову, вытянул обе руки.- Давай сюда! Познавший фронтовое братство, инвалид ни минуты не медля, не раздумывая, куда и зачем его зовут, приблизился к окну. Коляша забрал у него костыли, перевалил через раму окошка его почти невесомую, вроде как куриную тушку, толкнул себе за спину, на унитаз. За окном начала паниковать баба: - Мыкола! Ты куда? А я куда, Мыколочку, а бандиты? Ой, що будэ? Що будэ? Микола даже не глядел в ее сторону, он отдыхивался на унитазе, по привычке, еще госпитальной, догадался Коляша, потирая соединенные вместе раненые колени. - Да шевелись ты, бочка с говном! - рявкнул Коляша и, вырвав из крепких рук бабы мешок, кинул его себе за спину, чуть не сшибив Миколу с унитаза. В мешке что-то звякнуло. - О-о-ой, мамочку! - не пролезая в окно, причитала баба. |
