|
В мешке что-то звякнуло. - О-о-ой, мамочку! - не пролезая в окно, причитала баба.- О-ой, горилочка моя-а! Уцепив бабу обеими руками, Коляша, будто пушечный пыж, втащил ее в дуло окна и брякнул на пол. Подол на Одарке задрался, обнажив множество таких достоинств, которых хватило бы если не на роту, измотанную сраженьями, то уж на геройское отделение артразведки младшего сержанта Каблукова всенепременно хватило бы. - Ряту-у-уйте! - завела басом баба, все еще барахтаясь на полу. - Ты чего орешь, Одарка? - Ты звидкеля мое имья знаешь? - задушенным голосом парализованно распластавшаяся на полу вопросила баба. - Я все про тебя знаю. Даже фамилию. Смыганюк твоя фамилия. - О-о-ой! - снова начала взвывать Одарка. У нее застучали зубы.- Ты ж нэ з нашэго сэла! - но востроглазая, ходовая и бойкая баба тут же и заметила покачивающуюся в уголке туалета молодую женщину в военном и разом вспрянула духом.- Тю-у, жинца! Мыкола! Мыкола! Нэ бойся, Мыкола! - и разом перешла на заискивающий тон.- Тут жинца, тут хлопэць! Воны худого нам нэ зроблят... В это время паровоз брякнул буферами в буфера, по поезду прокатилось содроганье, состав покатился назад, но тут же произошло обратное движение, и не разорвавший сцепок, сам себя с места стронувший состав, облепленный народом, покатился со стоянки. Одарку, успевшую приподняться, шатнуло в одну, в другую сторону, она рухнула на унитаз, на лету ухватив Мыколу, но не уронила его под себя, знала, что тогда конец мужику, а ловко шмякнула его себе на живот. - Пой-ихалы! - не веря своему счастью, прошептала Одарка, преодолевая неверие, с восторгом повторила:- Поихалы! У поезду! Слышь, Мыкола? У поезду! О, Мыколочку... Ой ты коханий мий! - запричитала она и принялась целовать своего мужа, да все смачней, смачней, и увлеклась было этим занятием, но Коляша громко кашлянул.- А дэ це мы? - очухалась Одарка и стала оглядываться вокруг. - В сортире! На мгновение смолкши, Одарка испуганным голосом спросила: - А нас нэ высадють, хлопэць? - Не должны. Я изнутри закрылся. - А тоди х.. з им! Мэни хучь у говенной бочке, тики шоб до дому скорийше довэзти мужа. - Одарка, просю тэбэ, нэ ругайся! - первый раз после посадки подал голос отдышавшийся Микола. - Усе, Мыколочку! - затараторила Одарка.- Усе, мий коханый! Усе-усе! Мовчу, як та бидна цыпулька... Гэ-гэ-гэ! - обрадовалась она сравнению себя с цыпушкой и захохотала так, что наверху зазвякало железо. Но тут же спохватилась и защипнула рот концом платка.- Ой, зовсим забула... Мовчу-мовчу! Однако Одарка была так взвинчена, возбуждена, что уняться ей было никак не возможно, ее распирало, разрывало радостью, и она тарахтела под звук уже набравших скорость колес. - О, цэ людына! Цэ истинный патриот! Совьетский! Може сочувствовать свому брату! А то ж кругом одни хвашисты, блядь!. |
