Чернела прель под зимним солнцем. Чернели поля и леса по-за станцией, но
ярко, празднично светилось то, чего холод не достал, не убил, не скрючил, не
уронил. Молодожены, навалившись друг на дружку плечами, сидели в
привокзальном скверике, подремывая на солнышке. Тут на них и налетел суровый
работник комендатуры станции Дарница, приказал показать документы. Пока
начальник внимательно рассматривал бумаги, Коляша рассмотрел его. Хоть и
молод лейтенант, но навоевался досыта, ордена и нашивки о ранениях виднеются
за бортами распахнутой офицерской шинели, губу покривило контузией. Чем-то
он очень сильно напоминал командира взвода управления артиллерийского
дивизиона Пфайфера. Недолго тот воевал, не успела война научить его
осторожности, воспитатели уже приучали парня к бесстрашию, к жертвенности во
имя идей светлого будущего. Был он из образованной семьи, его представления
о доблести, о мужестве и славе были почерпнуты из книг, из бесед школьных
пионервожатых и тыловых комиссаров, потому и спешил он отдать жизнь свою и
отдал скоренько, не намучившись в окопах.
И вот лейтенант, очень похожий на Пфайфера,- Коляша чуть не спросил его
фамилию,- сменил суровость на милость, расспросил супругов Хахалиных, каким
путем и зачем попали они в Дарницу, шевельнул кривой загогулиной плохо
пробритого рта:
- Муж с женой. Это другое дело. А то милуются тут по кустам всякие...-
Он уже пошел, но обернулся: - Я буду иметь вас в виду.
- В виду. Иметь,- начал заводиться супруг Хахалин, но молодая жена
резко дернула его за рукав, остепеняя. Ой, сколько раз ей придется повторять
этот жест, сдерживающий горячность мужа. Сколько пролить слез, научая его
степенности в речах, остерегая от гибельных действий, да все ее усилия по
перевоспитанию мужа или хотя бы пробуждению степенности и благоразумия -
особого успеха не имели.
Прошла еще одна ночь.
Утром у солдат с проходящего эшелона Коляша купил булку хлеба по
сходной цене и в то же утро под воздействием воспоминаний о фронтовом
братстве, о светлом образе офицера Пфайфера и лейтенанта из винницкой
комендатуры совершил он еще одну, весьма поучительную ошибку. Увидев, что к
воинскому эшелону прицеплено три зеленых вагона с кремовыми занавесочками и
возле них прогуливается чистенький, излучающий приветливость генерал-майор с
круглой попкой, с брюшком кругленьким, с подбородочком репкой, луночкой
украшенным, все, все, особенно детский носик, располагало если не к
вольности, то уж к приветливости всенепременно. Сплетя на груди руки меж
полами расстегнутого мундира, накинутого на плечи, генерал прогуливался
вдоль состава, дышал свежим воздухом. Мирная ли осень, земля ли в последнем
увядании и багрянце, облик ли праздно прогуливающегося генерала и подвигнули
фронтовика к не совсем продуманному действию. Коляша подзаправился,
подобрался и заступил дорогу генералу, который, слышалось солдату, тихо и
проникновенно произносил: "Роняет лес багряный свой убор. |