Группа, выделенная для заслона, имела несколько танков «Т-34» и «КВ». Снарядов было мало, и можно было надеяться только на прочность брони да на темную ночь. Ночной бой, сумбурный, скоротечный.

В открытом поле наши машины сошлись с вражескими. Никто не мог их сосчитать. Из темноты, из дула, выплескивалось пламя, и на это пламя тотчас же разворачивал башню Алексей Путивцев и стрелял. Изредка он приказывал включать водителю фары. На секунду, не более. Мгновенная остановка — выстрел. И танк с ревом срывался с места, меняя местонахождение. Алексей видел, как загорелся один немецкий танк, второй, третий, четвертый — горящие танки эти остались позади. Вся степь была уже усеяна кострами, в которых горели железо и люди. Горели наши танки, а экипажу Алексея все еще везло. Попадания в танк не причиняли пока ему серьезного вреда: оторвало левое крыло, разбило курсовой пулемет.

Все меньше становилось снарядов, а конца немецким танкам не было. Уже большинство наших машин вышли из строя, одни горели, у других была повреждена гусеница или мотор, а танк Алексея рвался все вперед и вперед, стараясь пробить всю железную стену, которую выстроили немцы.

И у Алексея, и у других оставшихся в строю танкистов не было иной дороги — только вперед. Но вот гильзоулавливатель поймал последнюю гильзу последнего снаряда. Непривычно тихо стало в танке. После выстрелов мотор, казалось, только нежно урчал. Но танкисты не слышали ни этого нежного урчания, ни тишины: в ушах у них по-прежнему звенело от недавних выстрелов.

— Стоп! — крикнул Путивцев механику-водителю. — Приказываю всем покинуть танк.

— Товарищ командир, а вы?

— Приказываю немедленно покинуть танк!.. Танк еще живой… Бросить его не могу… Есть еще гусеницы…

— Мы тоже останемся, — сказал заряжающий.

— Быстро! Через донный люк! Быстро! В поле… Дорога каждая секунда. Ну!

Первым через донный люк танк покинул раненый стрелок-радист, за ним вылез механик-водитель. Заряжающий покинул танк через башенный люк: ступил на решетку жалюзи, и тут его срезала очередь светящихся трассирующих пуль.

Алексей сел на место механика-водителя, включил первую скорость, затем вторую, зажал левый фрикцион и пошел на танк, который вынырнул из темноты слева. Заскрежетало железо. От удара мотор чуть не заглох. Алексей быстро воткнул первую скорость, с силой нажал на газ и стал толкать вперед разваливающийся под ударами легкий немецкий танк. Потом дал резко задний ход. Остановился. Снова рванул вперед, на этот раз забирая вправо — на вспышку орудия. Тут вражеский снаряд ударил в моторную часть — языки пламени лизнули решетку жалюзи. Танк остановился. Алексей соскользнул с сиденья, открыл донный люк, но в это время бронебойный снаряд прошил бортовую броню тридцатьчетверки…

Рябышев вывел из окружения две дивизии. Группа Попеля тоже с боями пробилась к своим. Но об этом Рябышев узнал только в штабе фронта. Штаб находился в Проскурове.

— Командующий у себя? — спросил Дмитрий Иванович дежурного майора.

Рябышев был в комбинезоне. Комбинезон помят, закопчен. Только генеральские петлицы виднелись в расстегнутом вороте.

— Сейчас доложу, — козырнул майор.

Генерал-полковник Кирпонос был в чистой новенькой форме. Пальцы его нервно постукивали по столу.

— Товарищ генерал-полковник, вывел из окружения вверенный мне 8-й механизированный корпус. По предварительным данным корпус уничтожил 150 танков противника, около 500 орудий, четыре вражеских мотобатальона, много солдат и офицеров. Наши потери: 96 танков, из них 3 «КВ» и 18 тридцатьчетверок. Остальные старых систем…

— Хорошо… Но почему вы в таком виде? Приведите себя в порядок.