Утром 16 октября центральные газеты сообщили:

«В течение ночи 14—15 октября положение на Западном фронте ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке фронта прорвали нашу оборону».

Не легче было и на Южном фронте.

16 октября в 5 часов 10 минут отошел последний транспорт с советскими войсками из Одесского порта. Части Красной Армии, более двух месяцев оборонявшие Одессу и сковывающие восемнадцать вражеских дивизий, вынуждены были оставить город.

Весь Крым, кроме Севастополя, тоже уже был захвачен немцами.

Танковая группировка генерала фон Клейста прорвала фронт на юге и внезапно захватила Бердянск и Мариуполь.

Ночью 9 октября в квартире Ананьина раздался телефонный звонок. К ночным звонкам Ананьин давно привык. Телефон стоял в кабинете на тумбочке рядом с диваном, на котором Сергей Аристархович спал уже второй год.

Ананьин поднял трубку:

— Слушаю…

— Сергей Аристархович, начальника НКВД в городе нет, он выполняет ответственное задание, немедленно приезжайте в горком вы!

Ананьин узнал голос первого секретаря Решетняка.

— Что-нибудь случилось?

— Приезжайте, узнаете…

Ананьин лег поздно и поспал всего ничего, но что делать — надо подниматься.

Дела на фронте были плохими. Это Ананьин знал не только по сводкам. Немцы подходили к Донбассу, но на южном фланге, по имеющимся сведениям, они были еще далеко.

Ананьин встал, подошел к окну и распахнул его. Было тихо. Свежий осенний воздух огладил лицо, отгоняя сон. Небо к рассвету посветлело, звезд осталось мало. Они струились тихим, малозаметным светом.

Ананьин жил на Ленинской, недалеко от кинотеатра «Рот фронт». Часть окон его большой квартиры выходила на центральную улицу, а часть — во двор, в сторону моря.

Ананьин надел галифе, натянул сапоги и, как был в нижней рубахе, вышел на кухню, а оттуда через черный ход во двор. И снова прислушался. Со стороны металлургического завода, трубы которого виднелись отсюда, доносился шум — завод работал.

Ни выстрелов, ни далекой канонады не было слышно.

Но Решетняк беспричинно звонить не стал бы, надо идти. Дежурную машину Ананьин вызывать не захотел. «Быстрее дойду, тут всего два квартала», — решил он.

В этот предутренний час Ленинская была пустынна. Только дворник на углу Лермонтовской сгонял метлой в кучу опавшие листья.

Желтые, мертвые листья шуршали под ногами. Под порывами ветра они будто оживали, приподнимались, кувыркались, подхваченные воздушной струей, неслись вскачь, потом с тихим шелестом снова ложились на асфальт и замирали.

Перед самым горкомом Ананьин увидел подъехавший газик. Из него вышли парторг ЦК металлургического завода Кузьма Хоменко и новый, недавно назначенный директор завода. С ним Ананьин еще не успел познакомиться, а Хоменко он кивнул, поздоровался, но тот сделал вид, что не заметил. «Какое хамство! — подумал Сергей Аристархович. — А я когда-то пожалел его… Вот и жалей после этого людей!»

Оба они — Хоменко и директор — быстро вошли в здание горкома.

В кабинете первого секретаря было людно. Здесь собрались все секретари райкомов, директора и секретари парткомов крупных заводов, начальник порта, начальник товарной станции Иван Дудка.

Собравшиеся располагались за длинным столом заседаний, а кто не поместился там, сидели на стульях вдоль стен. Место, на котором привык сидеть Ананьин, было занято незнакомым майором в запыленных сапогах.

Ананьин поздоровался и сел на свободный стул у окна.

В кабинет быстрым шагом вошел Лука Игнатьевич Решетняк. Был он спокоен, гладко выбрит, в отутюженном костюме.