«При переговорах была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году».

На обратном пути нарком снова остановился в Лондоне, и Черчилль согласился внести эту же фразу в англо-советское коммюнике. Оба коммюнике были опубликованы в Лондоне, в Москве и в Вашингтоне.

Однако от Черчилля вскоре был получен небольшой меморандум, как бы поясняющий, что стоит для англичан за этой фразой:

«Мы делаем приготовления для высадки на континенте в августе или сентябре 1942 года. Как уже указывалось, главным лимитирующим фактором в отношении размеров сил, которые будут высажены, является недостаток в нашем распоряжении десантных судов… Заранее нельзя сказать, окажется ли данная операция возможной, когда придет момент ее осуществления. Поэтому мы не можем дать обещания в этом деле, однако, если такая операция будет признана нами разумной, мы без промедления реализуем ее на практике».

Ознакомившись с этим меморандумом, посол сказал Тополькову:

— Значит, второго фронта в Европе в сорок втором году не будет… Однако, Юрий Васильевич, я прошу вас ко всему присматриваться. Если такая операция будет готовиться, она не может быть импровизирована… Такая операция требует тщательной подготовки, большой работы не только в военном отношении, но и в экономическом. Эта работа не может быть полностью секретной, и проявления ее можно наблюдать на фабриках, заводах, на транспорте…

Встретившись со Стронгом, Топольков прямо спросил его, что он думает о возможности открытия второго фронта в Европе в 1942 году.

— Если мое правительство считает, что у нас пока недостаточно сил для того, чтобы совершить одну крупную десантную операцию, то как же оно может решиться на две такие операции? — И Стронг пояснил свою мысль: — Планируется высадка войск в Африке…

Этот разговор немедленно Юрий Васильевич передал послу.

— К сожалению, приходится констатировать, что английский премьер придерживается своей прежней концепции на ведение войны: русские сделают за англичан грязную работу. Англичане же тогда без больших потерь высадятся в Европе, когда будет окончательно сломлен хребет гитлеровской военной машины.

В ноябре сорок второго года в Лондон к Тополькову приехала Маша с маленьким Юриком.

В это время как раз шли тяжелые бои под Сталинградом. Юрий Васильевич почти не покидал посольства, как и другие работники. Иногда он и ночевал в своем кабинете.

Но как только выдавалась свободная минута, бежал домой, к жене и к сыну, по которым сильно соскучился. Маша стала очень красивой. Немецкий лагерь, трудные роды — ничто не оставило следов на ее юном лице. Но это уже была не девочка, а прелестная женщина.

Юрий Васильевич глядел и не мог нарадоваться на жену. Он старался не показывать этого посторонним, стеснялся того, что в такое время, когда идет война, когда столько семей в разлуке, он так счастлив.

Юрий Васильевич был рад, что к приезду его семьи Лондон перестали бомбить. Его не бомбили уже несколько месяцев. Англичане понимали, кто их спасает от кошмарных бомбежек. Маша с первых же дней своего пребывания в Лондоне почувствовала к себе симпатии англичан — будто это она избавила англичан от бомбежек. Заслышав русскую речь, англичане уступали ей место в общественном транспорте, пропускали с маленьким Юриком без очереди. Машу очень трогало такое внимание.

Маша была молодцом: занималась маленьким Юриком, Тополькова всегда ждал горячий обед и ужин, и к тому же выкраивала время для занятий английским. Английский был в институте вторым языком. Когда-то она заставляла Юрия Васильевича писать ей письма на немецком, а сейчас хотела, чтобы муж говорил с ней дома по-английски. Так получилось, что маленький Юрик первые свои слова произносил то на русском, то на английском языке…

Юрий Васильевич раздобыл для Маши приемник.