«Бюссинг» повернул возле переезда направо, они поехали прямо. Теперь надо ждать до Ростока. И можно действительно подремать еще.

Миновали Баддоберан. По-прежнему убаюкивающе гудит дизель. До Ростока осталось совсем немного. При въезде в Росток их остановил патруль.

— Документы, пропуск! Байфарер русский?

Жандарм медленно листал документы, которые ему представил Пауль. Позвал второго жандарма. «Вот тут они меня и снимут, не пустят дальше!» — похолодев, подумал Володя. То, что первый сказал второму, Володя не разобрал.

— Хорошо, можете ехать дальше, — сказал второй жандарм.

— Это фельджандармерия? — спросил Володя.

— Да. А ты испугался?..

— Почему я должен испугаться?

— Ну… Полицай… будет бить.

— Так было раньше… Теперь война идет к концу.

— Вот как? — Пауль впервые с интересом посмотрел на Володю. — И что ты думаешь? Кто победит?

— А ты что думаешь?

— Однако ты хитрый…

Они миновали Росток и выехали на дорогу на Штральзунд. Значит, они едут на восток, к русскому фронту? Как далеко только они проедут?..

Миновали Анклам. Тут тоже — лагеря.

В предместье Штеттина их застала тревога. Пауль затормозил. Развернул машину и погнал ее прочь из города. В городе их остановил бы любой патруль и послал в убежище. А с машиной что будет в случае налета?.. Мела поземка.

Пауль съехал с дороги и поставил машину под деревья. Вылезли из кабины. С северо-запада, со стороны Балтийского моря, приближался гул самолетов.

— Смотри! Смотри! Вон они, ами.

— Может, это русские?

— Может, и русские, — согласился Пауль.

Мощный гул все нарастал, забивал уши. Даже деревья раскачивались, казалось, не от ветра, а от гула. И сам ветер будто стал сильнее, нагнетаемый тысячами пропеллеров.

Самолеты пролетели над Штеттином, не сбросив на город ни одной бомбы. Видно, у них была другая цель. И когда они почти скрылись с глаз, небо все еще растревоженно гудело, будто по нему катились тяжело груженные товарные поезда.

— У нас нет больше орудий, у нас нет больше самолетов, у нас нет больше людей. Для нас осталась только смерть! — с горечью сказал Пауль.

— Почему только смерть? — не согласился Володя.

— Ты скажешь сейчас, что русские придут, и все будет хорошо… Возможно, будет хорошо, но не для нас, не для немцев. Я читал вашу листовку… Всюду пропаганда. Геббельс делает пропаганду, Сталин тоже делает пропаганду… Если не смерть меня ждет, то Сибирь.

— Ты не прав, Пауль. Я думаю, что ты не отправишься в Сибирь. Ты сказал: всюду пропаганда. Сибирь — это пропаганда Геббельса… Ты должен знать, что в Сибири не так плохо, как ты думаешь…

— Мой дорогой, если в Сибири неплохо, то где же плохо?

— Я не был в Сибири, но моя тетка и мой брат живут там. Они рассказывали и писали, что Сибирь — прекрасная земля…

— Прекрасная земля?! Ну, мой бог, я слышу это впервые. — Пауль даже развеселился. То ли оттого что «Сибирь — прекрасная земля», то ли оттого, что она, Сибирь, все-таки населена. Значит, жить там можно.

В разговорах незаметно проехали Штеттин. Город был сильно разрушен, как и Росток.

За городом, на автостраде, Пауль прибавил газ.

— Мы потеряли целый час, — сказал он.

— Где живет твоя семья? — не утерпел все же Володя, спросил: — В Померании или в Восточной Пруссии?

— В Восточной Пруссии.