— Я бы не хотела этого делать.
— Почему? — Уилсон был искренне смущён моим отказом, так как раньше я с большой охотой обсуждала с ним свои скульптуры.
— Зачем тебе мои объяснения? Что ты видишь, когда смотришь на нее? — сердито сказала я.
Уилсон убрал руку со скульптуры и схватил меня за косу, которая лежала на моем плече. Он нежно потянул за нее, обмотав вокруг своей руки, как бывало.
— Что не так?
— Все в порядке. Я занята, — возмутилась я. — И мои работы отнюдь не то, что я вижу. Они — то, что я чувствую. И в данный момент я не настроена обсуждать свои чувства. — Я попыталась высвободить волосы из его руки, но он сжал их крепче, подтянув меня к себе.
— Я вижу части тела, любовь и страсть, — бесцветно произнес Уилсон. Я перестала сопротивляться и посмотрела на него. Его взгляд был распахнутым и открытым, но челюсти сжаты, как если бы он знал, что пересек невидимую черту, которую сам же и нарисовал.
— Я не удивлена, что ты видишь именно это, — мягко сказала я.
— Почему? — У него был напряженный взгляд, и я внезапно разозлилась. Я была влюблена в Уилсона, сомнений не было, но я не игрушка и, черт возьми, не намерена делать влюбленное лицо через пять минут, после ухода Памелы.
— Ты только что провел вечер с Памелой, — сладким голосом напомнила я. — Она красивая женщина.
Глаза Уилсона вспыхнули, он отбросил мою косу и отвернулся к скульптуре. Я могла поклясться, что он мысленно считает до десяти. Но если я разозлила его, он сам виноват. Что, он думал, я стану делать? Повисну на нем после того, как он игнорировал меня несколько месяцев? Нет, я не такая. Хотя он, возможно, думал, что такая. Я сделала несколько глубоких вдохов и проигнорировала, возникшее между нами напряжение. Оно было настолько плотным, что его можно было бы нарезать и подать с большой долей отрицания. Он сделал несколько шагов, сжав рукой волосы и установив дистанцию между нами.
Я осталась на месте в ожидании его следующего движения. Я не понимала, что он здесь делает. И он, по-видимому, тоже. Когда он взглянул на меня, его рот искривился в усмешке, а глаза были полны мольбы, словно он пытался убедить меня в чем-то.
— Ты сказала, что твои работы — это то, что ты чувствуешь, а не то, что видишь. Я рассказал тебе, что вижу я. Теперь ты расскажи мне, что ты чувствуешь, — потребовал он.
— О чем мы говорим, Уилсон? — парировала я. Я подошла к нему, засунув руки в карманы. — Мы говорим о скульптуре?
Он наблюдал за моим приближением, но я не останавливалась до тех пор, пока мы не оказались почти прижаты друг к другу.
— Если речь о скульптуре, что ж, ладно. Я вижу желание, обладание и любовь без расстояний. — Я произнесла эти слова точно экскурсовод в музее, сделав ударение на слове «расстояние». — Что я чувствую? Что ж, это просто. Я работала не покладая рук несколько дней, я устала, Уилсон. А еще голодна. И мне не нравится Памела. Вот, что я чувствую. А ты?
Уилсон смотрел на меня так, словно желал трясти до треска в зубах. Но он только покачал головой и направился к двери.
— Прости, что спросил, Блу, — вздохнул он.
Он говорил усталым и смиренным тоном, как те папаши из телешоу, которые хотят расположить к себе своих десятилетних дочек.
— Доброй ночи, Блу.
Я была слишком сконфужена и сбита с толку, чтобы ответить. Он покинул мою квартиру, не сказав ни слова.
Глава 25
Электричество
Я потратила до смешного много времени на завивку волос. Когда я закончила, они превратились в блестящие темные волны, струящиеся по моей спине. |