Бараней сделал непроизвольное движение рукой. Он испугался, что Лисовский выпрыгнет из окна, через несколько минут вернется назад и начнет все сначала. Павел Петрович жил на первом этаже.

- Вы спасете меня, Баранец? - переходил на повышенные тона Лисовский. - Вы должны спасти меня, сколько мне бы это ни стоило. Моя жизнь в ваших руках, делайте же что-то!

- Все, что в моих силах! - торжественно пообещал Баранец, лишь бы гость на мгновенье прикрыл рот.

Лисовский смахнул со лба бисеринки пота и на полтона ниже заявил:

- Я знал, что вы не откажете. Этот идиет, он такое придумал...

- Он хочет миллион в приданое? - съязвил Павел Петрович, догадываясь, что Лисовский не очень бы обеднел, потеряв всего один миллион.

- Если бы, - снова заорал Лисовский, - эта молодежь тронулась мозгами. Эта музыка, эти прически, эти ухватки. Деньги для них не главное. Я ему говорю: «С меня трехкомнатный кооператив и все, что вы в него захотите», - а он мне в ответ: «Вы меня за нищего имеете, папаша? Что я своей семье квартиру не обеспечу со всеми причиндалами? Я хочу жениться по-человечески». А что ему не по-человечески, все как у людей. Свадьба в «Интуристе», четыреста гостей с его стороны, с нашей меньше: триста пятьдесят и вы, Баранец, тоже. Я уже тамаду вызвал. И второго. И даже дублера к обоим. Мало, все ему мало... Ему мало, что в ЗАГС он поедет на «мерседесе»...

- Что же он хочет? - полюбопытствовал измученный Баранец.

- Он хочет подъехать к ЗАГСу по Ришельевской со стороны Оперного...

- Да он, что, с ума сошел? - взревел Баранец.

- Вот я и говорю, что это идиет. Ему и так, и этак, а он ни в какую. Представляете, Баранец, я с ним говорил, как с родным сыном: «Ростик, хочешь медовый месяц где только скажешь, хоть на Майями у Семы с Маразлиевской - сделаем, пока папа жив», - а этот сволочь и слушать не хочет. Представляете, я говорю ему, как дорогому собственному ребенку: «Придурок, там поставили поперек дороги эти каменные чашки, чтобы машины не воняли на театр. И эти чашки не сдвинет ни один трактор, даже если купить всю милицию города». Их таки да никто и ничто не сдвинет. Баранец, между нами, я звонил в обком. И не только туда. Теперь вся надежда на вас.

- Я все сделаю, - закатил белки за зрачками Баранец. - Я позвоню вам, Лисовский. Я зайду к вам, только идите, мне нужно действовать. Срочно. Когда свадьба?

- Через неделю. Но этот идиет орет, что если он не подъедет мимо театра к ЗАГСу, то моя дочь сможет увидеть его только на Доске почета Коминтерновского района. Я сойду с ума...

- Я все сделаю, - заскрежетал зубами Павел Петрович, широко распахивая дверь.

Через три дня Баранец заглянул в квартиру Лисовского. Дверь открыл мужчина с пышными усами и обрадовался появлению Баранца так, словно тот принес ему заграничный паспорт.

- Захади дарагой, - приветствовал мужчина Павла Петровича, - хазяин рад будэт, гост в дом - радост в дом.

- Акцент пережимаешь, - посоветовал Баранец, - и усы слишком пышные.

- Сделаем, папаша, - согласился мужчина и добавил: - А вот и хозяин, не буду вам мешать.

- Все в порядке! - быстро бросил Баранец, чтобы Лисовский не успел открыть рот, и тут же спросил: - Это тамада?

- Дублер, - радостно ответил Лисовский, - вторые сутки репетируют. Как вам это удалось?

Баранец загадочно улыбнулся, и Лисовский понял, что задал бестактный вопрос, потому что коммерческие тайны всегда были секретнее военных.

Чтобы Лисовский не успел открыть рот снова, Павел Петрович спросил:

- Можно посмотреть, как ребята репетируют?

- Конечно, конечно, - засуетился Станислав Леопольдович.

Одна из комнат квартиры представляла собой нечто среднее между антикварной лавкой и винным складом.