О собаке областная газета сообщила в том же номере, где хвалила ее начальника. Это была специально подготовленная ищейка с нюхом на самогонные аппараты. Фотография собаки украшала милицейскую Доску почета и витрины одного из сельских магазинов. Ниже на витрине было помещено объявление: «Она у тебя еще не была? Быстро сдавай самогонный аппарат, а то эта собака придет к тебе до хаты». Местные жители на всякий случай сдавали образцы безнадежно устаревших аппаратов и конспиративно гнали по-прежнему. Борьба с алкоголизмом дошла до такой степени, что самогон стали гнать даже те, кто прежде не мог отличить змеевик от оглобли. Беспощадное сражение за всенародную трезвость увеличило ряды самогонщиков и шеренги наркоманов. И вот в такой ситуации Полоскин был обязан сыграть безалкогольную свадьбу. Это было все равно, что выкрасть Гитлера накануне битвы за Сталинград, если еще не сложнее. Но Ростислав не отчаивался, хотя кроме лозунгов «Всем попробовать пора бы - хороши без пива крабы» и «Коль на свадьбе пьешь коньяк - значит ты совсем дурак» на ум не приходило. Особенно, когда он вспоминал об «Арарате». Плохо, что рюмки у Ответственного маленькие...

Журналист сделал вид, что ему очень жаль пропавшею четвероногого борца с самогоноварением. И на всякий случай он попытался зайти в тыл подполковника:

- А из твоих ребят никто не собирается жениться?

- Нет, - твердо ответил подполковник Вася и тут же добавил: - к сожалению.

А сам представил, что бы ему сказал сержант Петренко, который послезавтра устраивает собственную свадьбу. Ну что бы он в самом деле сказал? Ничего нового: служба и так собачья, квартиру второй год подряд обещают, а тут еще с таким издевательством пристают. Не понял бы своего подполковника сержант Петренко -как это, на свадьбе и не выпить? Точно так, как не понимал этого сам подполковник, с деланным сожалением разводя руками перед носом журналиста Полоскина.

3

Заскочив в свой кабинет, Ростислав начал судорожно крутить диск телефона. Он обзванивал секретарей парткомов предприятий, являющихся самыми надежными помощниками по поводу починов комсомольско-молодежных бригад и ударной информации в честь любого праздника.

- Алле! Иван Трофимович? Здравствуй, дорогой, Полоскин на проводе. Нет, не надо. И это тоже. Да пошел ты со своими отчетами и выборами, кому они сейчас надо? У тебя кто-то женится? Какой еще план? Слушай...

Озадачив таким образом своих почти добровольных помощников, Полоскин бросил на рычаги покрасневшее от перенапряжения главное орудие производства и на мгновение прикрыл усталые глаза. В дверь постучали.

- Войдите, - не сообразив бросил Ростислав, а потом в спешном порядке добавил: - Я занят!

Но было поздно. В кабинет боком просочился внештатный автор газеты Владимир Петушинский. И в мирное время Ростислав относился к Петушинскому без особого уважения, хотя ежегодно пятого мая награждал его Почетной грамотой. Но сейчас накануне операции «Свадьба» появление надежного помощника печати Петушинского было еще более нежелательным, чем всегда.

Петушинский отнюдь не был чернорабочим газеты. Он считал себя поэтом и всем об этом рассказывал. Его стихи печатались в газете крайне нерегулярно, зато всегда в связи с какими-то важными политическими событиями. Стоило только начаться конфликту между Китаем и Вьетнамом, который в Одессе тут же окрестили Первой Социалистической, как уже на следующий день Петушинский положил на стол Полоскина поэму в триста строк, заканчивающуюся словами:

Полоскин тогда точно не знал: будут ли протягивать Вьетнаму руку помощи, но поэму подписал и подбросил ее главному редактору - пусть сам решает. Ростислав всегда поступал разумно, потому что боец идеологического фронта имеет право ошибаться не чаще, чем сапер. Даже когда после сообщения в программе «Время» о нападении на Гренаду американской военщины Петушинский следующим утром принес в редакцию стихи со словами: «Захватчик не будет собою рад! Кубинский рабочий, бери автомат», - Полоскин отправил их к главному мимо ответственного секретаря.