Она превращалась в чудовище, способное руками разрывать металл, вгрызающееся в мое тело клыками и когтями, опаляющее все вокруг. Но вспомнил я и ее надломленное этими жуткими припадками безумия, дрожащее от слабости и неспособное даже подняться тело. Мучительные и долгие рвотные спазмы, ожоги, проступающие на теле… И стоны. Снова и снова — стоны ее мук.
Пальцы рук невольно сжимаются, я мысленно, как когда-то давно, держу ее на руках. Устроив на коленях, бережно обмываю под мягкими струями воды и глажу, глажу, глажу ее тело… Может быть, мне кажется, но словно бы эти прикосновения приносят ей облегчение — постепенно ее скрюченное спазмом тело расслабляется, а арианка забывается беспокойным сном.
Осторожно выбравшись из купальни, продолжая баюкать ее на руках и сам едва не стеная от отчаяния и полного бессилия перед этим страшным недугом, устраиваюсь на подстилке в своей каюте. Дейнари укладываю поверх себя, прикрывая еще одной подстилкой. И снова глажу… Уже ее волосы. То, что от них осталось после ее яростных попыток вырвать их вместе с болью, разрывающей ее голову.
Мне хочется верить, что эта ласка подарит ей покой. Хотя бы ненадолго позволит отдохнуть. Но я настороже, не известно, долог как забытье будет ее сон или скоротечен, после чего глаза распахнет ничего не понимающее и не осознающее чудовище. А я не могу допустить, чтобы чудовище одолело ее. Пока она хоть иногда приходит в себя, я стараюсь верить, что все еще изменится. Иначе я не могу. Не могу представить, что когда-то Дейнари не будет в моей жизни. Даже если эта жизнь стала сплошным мраком.
«Пора забыть! Я должен оставить все в прошлом!» — в какой уже раз твержу себе. Но знаю, что не сумею. Все напрасно — это совесть и неумолимо разъедающее мою душу чувство вины.
— Ты должен объясниться с дочерью!
Вздрогнув, поднимаю взгляд, чтобы осознать: земная женщина вошла на мостик. Она стоит чуть в отдалении, прислонившись плечом к обшивке стены, и хмурится.
— Она не все показывает, но очень переживает внутри. Мне порой становится страшно, когда-то ее прорвет. И что мы будем делать тогда?
Ответил земной женщине только взглядом. И вряд ли он скрывал охватившее меня напряжение и тревогу.
— Ты… — запнулся, не сумев подобрать слов. Все же арианские устройства-переводчики не всегда верно передают мысль. — Эта просьба адресована мне. Почему? Кто я для Соли? Что я могу сказать ей? Зачем ей слушать такого как я?
— А ты попробуй! Ты ее отец! Я понимаю, если бы она была вам безразлична. Обоим! И ты, и Дейнари в каком-то извращенном стремлении оградить ее от всего на свете поступаете неверно. Она уже достаточно взрослая, чтобы понять. А вам не помешало бы объяснить ей все. Конечно, прежде разберитесь с собой. Но начните разговаривать с ней… друг с другом. Есть то, в чем мы с Даргом не можем заменить ей родителей, просто потому что мы не вы!
— О чем… начать разговаривать?
— О вас. Ты полагаешь, у нее нет вопросов? Она робот бесчувственный и ничего не замечает или не ощущает? Тебя не удивляет, почему она не спрашивает? Нас с Даргом это очень беспокоит.
— Но… разве ее должно это интересовать? Время, когда ее еще не было. У нее же все хорошо? Она среди своих, у нее есть семья…
Анжелика нахмурилась и вздохнула.
— Не уверена, что ты тот, с кем стоит делиться этими мыслями, но… я совсем не считаю, что у них все хорошо. — Произнесла она это очень тихо, но слух воина не подводил меня и в новой жизни, где я предпочел знания насилию. — Мне кажется, им нужна помощь. Обеим. И как не удивительно это произносить, но помочь им можешь ты.
— Что-о?
Всякие душевные треволнения мгновенно отошли на задний план, вытесненные гневом воина. |