И чем отчаяннее я желала близости со своим ребенком, тем сильнее боялась… разочаровать и дочь. Окончательно оттолкнуть Соли, явив ей доподлинно всю никчемность собственной личности. Зачем ей такая слабая мать? И продолжала цепляться за установившиеся в нашей семье порядки. За прохладу… за жизнь без живительного тепла и доверия.

Даже тепло чужого тела у нас не поощрялось. Наринен не был сторонником прикосновений. Поначалу, измученная разрозненными воспоминаниями о попытках Кирена вернуть меня в сознание, о его нежных ласках, призывах и мольбах, что и спустя годы мучают, не давая спать, я приветствовала эту сдержанность. Полагала ее освежающе верной, так контрастирующей с давящим ощущением неизменно близкого присутствия метха. Но со временем, когда потребность в одиночестве прошла, я стала искать душевной близости, взаимопонимания, поддержки, тепла чужих объятий, которых не доставало. И пришла сама посреди ночи в покои супруга.

— Дейнари, — холодно поприветствовал меня он, пробудившись. — Что ты делаешь здесь?

— Мне… холодно, — ежась под его неприязненным взглядом, робко призналась тогда. — Можно, я останусь с тобой? Я просто побуду рядом. Лягу тихо…

Как когда-то делал Кирен, думая, что я не слышу, прокрадываясь и устраиваясь рядом на полу, где я лежала, скованная цепями, обессиленная и заледеневшая после очередного припадка яростного безумия на холодному полу каюты. Крайне осторожно, не тревожа меня, он умудрялся лечь совсем близко, повторяя своим телом изгибы моего и даря такое необходимо тепло.

— Не стоит, — ровно, с толикой отчужденности, медленно и доходчиво пояснил Ниранен, заставив замяться на месте. — Сейчас не тот период твоего цикла, когда нам имеет смысл быть рядом. Вернись к себе и погрузись в согревающие потоки, — словно маленькую несмышленую девочку отчитал он в ответ.

В тот раз меня хватило только на кивок. Силясь не заплакать прямо тут, скупо качнула головой и побрела назад, сжимая ледяными руками плечи.

Вопреки давнему решению забыть, вспомнился Кирен. Когда я после окончательного надлома питающего сознание энергетического каркаса изредка приходила в себя и смотрела вокруг осмысленным взглядом, прося метха обнять меня, он тут же кидался навстречу и стискивал обеими парами рук так, что я с трудом дышала. Но никогда не противилась, находя в этой обвившей жаром силе странное упоение и поддержку. И именно сейчас, давно покинув свой жуткий плен, соединив судьбу с одним из достойнейших соплеменников, я в одиночестве брела в свою спальню и… впервые осознанно думала о Кирене.

Мысли о метхе всегда неразрывно рождались в голове при малейшем размышлении о Соли. Так и сейчас, привычно заставляя себя не вдумываться в очевидную отчужденность между мной и Нариненом, заволновалась о дочери. Между нами всегда было условие — каждые два дня она обязательно выходит на связь. Соли почти никогда не оставалась рядом, отсюда и это решение. Стремительно собираясь на сорум, распуская по плечам волосы, как того желал супруг, я мысленно прокручивала в голове наш с ней предыдущий разговор.

— Мам, мы в долине «первых поселений», — делилась хотя бы кусочками своей жизни Соли, восторженно рассказывая о землях, где в давние эпохи обитали древние арианцы. Сейчас эта зона является историческим наследием, и допуск к ней имеют только исследователи. — Тут сто-о-олько интересного!

Лицо дочери светилось от счастья и довольства, как и всегда, когда она оказывалась в окружении семьи брата.