– И ручаюсь, он продал их язычнику‑султану, который дал на несколько дукатов больше и уплатил наличными. Эти венецианцы продали бы и гроб господень!

– Теперь эти доспехи послужат самой благородной цели, – сказал де Во.

– Благодаря великодушию сарацина, а не корыстолюбию венецианцев.

– Ради бога, ваше величество, будьте осторожней, – сказал обеспокоенный де Во. – Все наши союзники покинули нас под предлогом обид, нанесенных тому или иному из них; мы не можем надеяться на успех на суше, и нам не хватает только поссориться с земноводной республикой и лишиться возможности убраться восвояси морем!

– Я постараюсь, – нетерпеливо ответил Ричард. – Но перестань меня поучать. Скажи лучше, есть ли у рыцаря духовник? Это меня больше интересует.

– Есть, энгаддийский отшельник, который уже раз исполнял эту роль, когда рыцарь готовился к смерти, находится при нем и теперь; его привела сюда молва о предстоящем поединке.

– Это хорошо, – сказал Ричард. – А теперь относительно просьбы рыцаря. Передай ему, что Ричард примет его после того, как он исполнит свой долг здесь, у «Алмаза пустыни», и тем загладит преступление, совершенное им на холме святого Георгия. Когда будешь проходить по лагерю, извести королеву, что я прибуду к ней в шатер, и скажи Блонделю, чтобы он тоже явился туда.

Де Во ушел, и примерно час спустя Ричард, завернувшись в плащ и взяв свою цитру, направился к шатру королевы. Несколько арабов попались ему навстречу, но они отворачивались и устремляли взор в землю; впрочем, как отметил Ричард, разминувшись с ним, они внимательно смотрели ему вслед. Отсюда он справедливо заключил, что они знали, кто он такой, но либо по приказанию султана, либо просто из восточной вежливости делали вид, будто не замечают монарха, желающего оставаться неузнанным.

Когда король достиг шатра королевы, он увидел стражу из тех несчастных служителей, которым восточная ревность поручает охрану женской половины дома. Блондель прохаживался перед входом и время от времени перебирал струны своего инструмента, а толпившиеся подле него африканцы, скаля белые, как слоновая кость, зубы, сопровождали музыку странными телодвижениями и подтягивали пронзительными неестественными голосами.

– Что ты тут делаешь с этим стадом черных скотов, Блондель? – спросил король. – Почему ты не входишь в шатер?

– Потому что для моего ремесла необходимы и голова и пальцы, – ответил Блондель, – а эти верные черные мавры грозили разрезать меня на куски, если я попытаюсь войти.

– Ну, что ж, идем со мной, – сказал король, – Я буду твоей охраной.

Негры склонили свои пики и сабли перед королем Ричардом и опустили глаза, как бы считая себя недостойными смотреть на него.

В шатре Ричард и Блондель застали Томаса де Во, беседовавшего с королевой. Пока Беренгария приветствовала Блонделя, король Ричард уселся в стороне со своей прелестной родственницей, чтобы поговорить с ней по секрету.

– Мы все еще враги, прекрасная Эдит? – спросил он шепотом.

– Нет, милорд, – ответила Эдит также вполголоса, чтобы не мешать музыке. – Никто не может питать вражду к королю Ричарду, когда ему бывает угодно быть таким, каков он есть на самом деле: великодушным и благородным, доблестным и преисполненным чести.

С этими словами она протянула королю руку. Ричард поцеловал ее в знак примирения, а затем продолжал:

– Ты думаешь, милая кузина, что мой гнев тогда был притворным, но ты ошибаешься. Наказание, к которому я приговорил того рыцаря, было справедливо; ибо – пусть искушение было очень велико, но это не меняет дела – он не оправдал оказанного ему доверия.