|
Здесь тепло и спокойно. Он услышал, как дверь за карликом затворилась, но глаз не открыл. Он уже соскальзывал в бездну, прочь от всего, но на грани засыпания его подхватила реальность происходящего, и от ужаса он очнулся. Он видел Мону, сидевшую на краю ее кровати и призывавшую его приблизиться к ней. Волосы у нее между ног были рыжими, но темнее волос на голове. Он открыл глаза. На миг ему показалось, что его окружала полная тьма, и его встревожило отсутствие света, который здесь должен был быть. Затем постепенно он осознал, что рядом стоит Эш и смотрит на него сверху. Испытывая инстинктивный страх и отвращение, Юрий лежал неподвижно, устремив взгляд на длинное шерстяное пальто Эша. — Я не заберу фотографию, пока вы спите, — сказал Эш шепотом. — Не беспокойтесь. Я пришел сказать вам, что должен вечером уехать на север и побывать в долине. Я вернусь завтра и должен найти вас здесь, когда приеду. — Я оказался не столь умен, не так ли? — спросил Юрий. — Показывать вам ее фотографию было глупо. Он все еще пристально вглядывался в черную шерсть. Затем, прямо перед своим лицом он увидел пальцы правой руки Эша. Медленно он повернулся и посмотрел вверх, и близость большого лица этого человека ужаснула его, но он не произнес ни звука. Он просто уставился в его глаза, смотревшие на него с безжизненным любопытством, затем поглядел на чувственный рот. — Я думаю, что сейчас схожу с ума, — сказал Юрий. — Нет, ничего подобного не происходит, — возразил Эш, — но теперь вы должны быть умнее. Спите. Не опасайтесь меня. И оставайтесь здесь в безопасности с Сэмюэлем до моего возвращения. 4 Морг, маленький и грязный, состоял из четырех комнатушек со старым белым кафелем на полу и стенах, с ржавыми стоками и скрипящими железными столами. «Только в Новом Орлеане можно увидеть такое, — подумала она. Только здесь могут позволить тринадцатилетней девочке подойти к телу, увидеть все это и заплакать». — Выйди отсюда, Мона, — сказала она. Позволь мне осмотреть Эрона Ноги ее тряслись, а руки еще более. Происходило нечто похожее на старую шутку: вы трясетесь, вас скручивает, и кто-то спрашивает: «А чем вы зарабатываете себе на жизнь?» — а вы отвечаете: «Я не-не-нейрохи-рург!». Она постаралась сдержать дрожь в руках и подняла окровавленную простыню. Машина не повредила его лицо, несомненно, это был Эрон. Здесь не место воздавать ему почести, вспоминать о его постоянной доброте и тщетных попытках помочь ей. Достаточно одного воспоминания, которое затенит грязь, вонь и кошмар, в котором оказалось это когда-то достойное тело, превратившееся теперь в бесформенную кучу на испачканном столе. Эрон Лайтнер на похоронах ее матери. Эрон Лайтнер берет ее за руку, чтобы провести сквозь толпу совершенно посторонних людей, приходящихся ей родственниками, и приблизиться к гробу матери. Эрон, знающий точно, что именно хочет сделать Роуан и что она должна сделать: взглянуть на превосходно нарумяненное и надушенное тело Дейрдре Мэйфейр. Ни одно косметическое средство не коснулось этого человека, лежащего здесь за пределами узнавания и в атмосфере глубокого безразличия; его белые волосы, сверкающие, как всегда, — символ мудрости и необыкновенной жизнеспособности; глаза не закрыты — совершенно мертвые. Его расслабленный рот теперь, возможно, кажется более знакомым и естественным — свидетельство жизни, прожитой с поразительно малой горечью, яростью или мрачностью. Она положила руку ему на лоб и слегка сдвинула голову на одну сторону, а затем — обратно. |
