Лида кивала, чем радовала Джузеппе, ему нужен был внимательный слушатель.

— Как же я был разочарован, когда узнал Джинни, — горестно вздохнул он. — Ничем не примечательная женщина. Ни красоты, ни шарма, ни душевности, ни таланта.

— Талант был, — не согласилась с ним Лада.

— Видел я ее картины — мазня! И наряды, которые она шила последнее время? Их только вместо подстилки использовать. — Он размотал шарф и растянул, демонстрируя Лиде. — Вот это прекрасно. И все, что Джинни шила для себя, когда только приехала в Марина-ди-Пиза. Коломбо фотографировал ее во всех образах и показывал мне. А еще он воровал ее вещи, собирая коллекцию. Могу сказать, что мне досталась только половина ее. Другую он отдал портовому матросу по имени Марио, этому пьянице! Но я мог кое-что вернуть, например, это! — И опять замотался шарфом. Духами пахло именно от него. — Я наблюдал за Джинни, заводил разговоры с ней через балкон, забегал в гости со сладостями. Я даже пытался выучить ваш язык, желая понимать, о чем вы болтаете на балконе, что поют ее любимые русские исполнители. Мне нужно было за что-то ухватиться, чтобы найти в прокуренной толстозадой соседке ту богиню, которая свела с ума Коломбо и прочих.

— Не вышло? — это Лида про русский язык спрашивала. Она смогла сконцентрироваться только на этом и вспомнить, что Джузеппе пытался разговаривать на нем, но путал все слова, а не только созвучные.

— В Джинни не было НИЧЕГО! Она всех обманула.

— Тогда почему ты носишь ее шарф? И остальные вещи не выкинул?

— Я все еще влюблен в ту красавицу на голубом «кадиллаке». Но это не моя соседка, это образ идеальной женщины.

— Поэтому ты убил ее? — эти слова вылетели сами по себе. Они опередили мысли? Разве такое бывает?

— Нет, я убил монстра, который притворялся богиней. Когда у Джинни была в гостях Тати-Анна, я записал их разговор на диктофон, потом перевел. Оказалось, эта женщина — мучительница. Она истязала какого-то парня месяцами и ушла от ответственности! — Джузеппе злился все больше. Теперь даже периодически вспыхивающая улыбка не делала его лицо милее. — А потом я увидел, как она стреляет в этого человека… Это был он! Я сразу понял, что он!

— Так ты был дома в ту ночь?

— Как чувствовал, приехал раньше почти на сутки. Потянуло вдруг к морю. Вышел на балкон, а на соседнем она… Курит, как всегда, и жрет конфеты. А потом как сорвется… Тогда я увидел мужчину в белом. Он звал Джинни. Она выбежала, накинулась на него. Он что-то говорил, умолял, на коленях стоял, а она в него из пистолета…

— Она защищалась!

Он яростно мотнул головой.

— Выстрел напугал Лауру, и она закричала. Эти двое разбежались. Я ушел в кухню. Места себе не находил, злился на себя, что не вмешался, но больше на нее… Эта фурия стольким жизнь сломала! Не только тому русскому, но и нашим дуралеям: один развелся из-за нее, второй переломался на старости лет, третий спился. Чтобы успокоиться, я взялся за готовку. Она мне всегда помогает. И тут смотрю в окно — сидит Джинни на крыше. Пялится на небо, шепчет что-то… Будто заклинание произносит, порчу наводит на город! И я, как был, с ножом в руке, так и вышел на улицу.

— Ты подошел к Джинни близко, будто желаешь помочь, и убил ее с одного удара?

— Я кондитером стал после развода, до этого работал мясником.