Я даю им сорок восемь часов – отдохнуть, отоспаться, полежать у бассейна, выпить шампанского, а потом собираю их в конференц зале.

Когда все рассаживаются вокруг стола, я встаю, выхожу вперед и жду, пока тишина не становится неловкой.

Эту тишину первой нарушает мама.

– Твоя точка зрения ясна, Лахлан, – ее голос мягок, и в нем я слышу то, что обычно называю смирением. – Спасибо за эту поездку. Я знаю, что в начале вела себя не лучшим образом, и... честно говоря, чувствую себя неловко за свой жемчуг и «Шанель». Но потом мы отправились в это деревню, и я встретила ту женщину. О, посмотри на меня. Я не могу спокойно даже думать о ней, – мама снова плачет. Все беспокойно ерзают в своих креслах, кашляют и отворачиваются, скорее всего, вспоминая свой собственный опыт. – Увидев это все... теперь я понимаю, Лахлан. Я понимаю. Так что... спасибо.

Поднимается Мильтон. Переминается с ноги на ногу и прочищает горло.

– У меня есть предложение. Я знаю, что так обычно не делают, но мы все здесь, и я хочу закрепить эффект, пока память еще свежа. Я предлагаю сделать это снова. Один раз в год, думаю, будет неплохо. Уганда, или любое другое место. Куда нас пошлет Лахлан. Мы отправимся туда, куда весь год будем посылать помощь. Приедем и встретимся с людьми. Я всегда гордился тем, что поддерживаю связь с каждым в своей компании. Я общаюсь с ними по почте и во время перерывов, хожу на пикники, навещаю сотрудников в больнице и тому подобное. Я всегда с ними на связи.

Милтон снова откашливается. Он самый старший, опытный, самый придирчивый в группе, так что это очень удивительно – и для меня, и для всех.

– Но это... это совсем другое. Вы все понимаете, потому что чувствуете то же самое. Эти люди не имеют ничего – в буквальном смысле ничего. Они идут воевать и умирают, но за что умирают? За то, что они другого племени? Я даже не знаю. Мы не просто делаем пожертвование. Это не выписать чек и за это погладить себя по головке, сидя в кабинете на удобном кресле. То, что делаешь ты, Лахлан – просто феноменально. Я поставил свою подпись, потому что твоя мама – эта пиранья со стальными яйцами – не оставила мне другого выбора, кроме как внести  свой вклад. Я подписался, чтобы успокоить ее, ведь благотворительные деньги налогом не облагаются. Но, как сказала твоя мать, сейчас все иначе. Поэтому предлагаю: каждый член совета директоров обязан минимум раз в год по указанию генерального директора посещать одно из таких мест. Все, кто согласен, скажите «да».

Единогласно.

Кажется, я выиграл свой бой.

***

Я сижу в офисе в Женеве, в костюме и при галстуке, ожидая начала собрания.

Офис принадлежит Международной федерации «Красного Креста» и «Красного Полумесяца», а собрание устроено для достижения договоренности между «Тридцать одним шагом» и Федерации.

Мы работаем на полную, имея и финансы, и персонал. У нас есть склады, полные провианта, и дистрибьюторские сети. У нас есть команды волонтеров – все они, от рабочих до специалистов, находятся в режиме полной готовности. Есть штат врачей, юристов, строительных подрядчиков – все, что необходимо для работы, по моему мнению и мнению коллег. Теперь нам нужна цель. Я связался с Федерацией и назначил встречу, а сейчас мне просто нужно продать свои услуги. На следующей неделе я встречаюсь с ВБГ.

Пожилой человек, одетый в элегантный серый костюм в полосочку, входит в офис, на ходу сортируя в папке какие то бумаги.

– Итак, мистер Монтгомери. Вы управляете некоммерческой организацией, и вы хотите помочь, верно? Признаюсь, я только бегло просмотрел ваше электронное письмо.

Чтобы получить его поддержку, мне не требуется много времени: я объясняю, что такое «Тридцать первый шаг», и что имеется в нашем распоряжении.