Локомотив приземлился около Смитсмитсона, чьи башни и террасы сгорали дотла, а затем восставали из пепла, прежде чем вода могла на кого-нибудь попасть. Гости кричали от восхищения и удивления. Смитсмитсон был сейчас самым популярным зрелищем в резиденции. Выпивка и закуска, в основном из 28-го столетия Африки, были разложены повсюду; и люди прохаживались от стола к столу, вкушая и смакуя угощение.

Сойдя с подножки и машинально предложив руку матери, чье «брависсимо» пошло на убыль — видимо ей стал уже надоедать этот ритуал, Джерек заметил толпу своих знакомых, в которой было несколько неизвестных ему лиц. Некоторые из тех, кого он не знал, были явно выпущены из питомников и, вероятно, были бродягами во времени. Он мог догадаться об этом по их нелепому поведению, отчужденному, вялому разговору, по несчастному виду. Одного из них, одетого в свой неизменный сатиновый голубой комбинезон, он знал — его звали Ли Пао. Когда Джерек и Железная Орхидея подошли к нему, тот бросал неодобрительные взгляды на Смитсмитсон.

— Добрый вечер, Ли Пао, — нежно сказала Железная Орхидея. Она поцеловала его приятное круглое желтое лицо. — Тебе есть, что сказать об этом? Тебе ведь не нравится Смитсмитсон? Как всегда из-за отсутствия подлинности? Ты из 28-го столетия, не так ли?

— Из 27-го, — уточнил Ли Пао, — но не думаю, чтобы все так сильно изменилось. Вы все делаете плохо, потому что вы буржуазные индивидуалисты! Я в этом убедился!

— Ты смог бы стать настоящим «буржуазным индивидуалистом», если бы захотел, да? — обратился к нему еще один из питомника. Он был одет в длинную серебряного цвета рубаху палача 32-го столетия. — Ты всегда придираешься к мелочам, Ли Пао.

— Я знаю, я скучен, но таков я есть.

— Поэтому мы любим тебя, — сказала Железная Орхидея, снова целуя его, а затем помахала рукой своему другу Гэфу Лошади в Слезах, который повернул голову, отвлекшись от беседы с Сладким Мускатным Оком (которого некоторые считали его отцом Джерека), и улыбнулся Железной Орхидее, приглашая ее присоединиться к ним.

— И поэтому мы не слушаем вас, нудных странников, — сказал Джерек. — Вы умеете быть ужасно педантичными: эта деталь неверна, та — не соответствует периоду… и так далее. Вы способны испортить любое удовольствие. Ты должен признать, Ли Пао, что представляешь все слишком буквально.

— В этом заключалась сила нашей Республики, — ответил Ли Пао, делая глоток вина из бокала. — Вот почему она существовала пятьдесят тысячелетий.

— Все шире и дальше, — сказал палач из 32-го столетия.

— Более дальше, чем шире, — сказал Ли Пао.

— Ну, это зависит от того, что вы понимаете под термином «республика», — возразил палач.

Они возобновили свой давний, бессмысленный спор. Джерек Карнелиан стал прихорашиваться и вдруг заметил Монгрова, мрачного гиганта, чрезмерного во всех проявлениях и оттого не любимого многими. Монгров стоял в самом центре пылающего Смитсмитсона в надежде, что здания на самом деле рухнут и сокрушат его. Все в Монгрове было преувеличено, и это продолжалось столь долго, что Монгров похоже действительно стал таким, каким он казался. Не то, чтобы Монгрова не любили на самом деле, им пренебрегали скорее понарошку. Он был желанным гостем на вечеринках, хотя редко снисходил до их посещения. Эта, должно быть, была первая за последние двадцать лет.

— Как поживаете, лорд Монгров? — спросил Джерек, всматриваясь в скорбное лицо гиганта.

— Хуже, когда вижу тебя, Джерек. Знай, я не забыл все твои проделки.

— Вы не были бы Монгровом, если бы забыли.