– Когда это будет? – спросил Ульдин.

– В начале следующего года, – ответила Эрисса.

– Весной, – уточнил Рейд, так как у русских года считались по‑другому, а гунны, поди, вообще не знали календаря.

– Так, – сказал Олег после паузы. – Так…

Он подошел к женщине и неловко похлопал ее по плечу.

– Жаль мне ваших, – сказал он. – И ничего нельзя сделать?

– Можно ли противостоять демонам? – спросил Ульдин. Эрисса не глядела на спутников.

– Духи добры к нам, – продолжал гунн. – Мы на стороне победителей.

– Нет! – вспыхнула Эрисса. Она глядела на мужчин, сжав кулаки. Взгляд ее горел. – Этого не будет! Мы предупредим Ариадну и Миноса. Атлантида и прибрежные города будут переселены. Флот выйдет в море и прижмет корабли проклятых афинян к берегу. Тогда империя выживет.

– Кто нам поверит? – вздохнул Рейд.

– Да и можно ли изменить предначертанное – негромко спросил потрясенный Олег. Он крестил воздух.

– Да и зачем? – пожал плечами Ульдин. – Афиняне – народ здоровый. Духи благоприятствуют им. Только безумец станет с ними бороться.

– Замолчи, – сказал Олег. – Опасны твои слова.

Эрисса сказала со спокойствием божества:

– Но мы попробуем. Я знаю, как. И ты, Дункан, скоро узнаешь.

– Во всяком случае, – сказал Рейд, – Атлантида – наша единственная возможность вернуться домой.

11

Вечером пошел дождь. Он хлестал в стены, стекал с крыш, журчал между булыжниками двора. Ветер свистел и хлопал дверями и ставнями. Глиняные жаровни в зале не могли рассеять влажный холод, а лампы, факелы и пламя очага не в силах были отогнать ночь. Под балконами жались тени, они падали на воинов, которые сидели на скамьях и негромко разговаривали, поглядывая в сторону тронов.

Эгей кутался в медвежью шкуру и молчал. За царя говорили Тезей и Диор. В противоположной группе Олег и Ульдин также хранили молчание.

Рейд и Гатон разговаривали впервые – они виделись лишь мельком, когда чужеземцев, как требовали правила, представили Голосу Миноса. Но с той поры, как Гатон вошел в зал и снял мокрый плащ, взгляды их встретились, и они стали отныне союзниками.

– Что за дело ко мне, что не могло подождать до утра? – спросил Гатон после необходимых формальностей.

Речь его была вежливой, но не почтительной, поскольку он представлял владыку Крита. Рангом ниже вице‑короля, но выше обычного посла, он наблюдал, сообщал в Кносс, следил, чтобы афиняне оставались верными данниками. На вид это был истый критянин: красивый, с большими темными глазами, сохранявший стойкость несмотря на годы. Волнистые черные волосы его были перевязаны лентой, две пряди свисали перед ушами, сзади аккуратно расчесанные локоны спускались почти до талии. Он был гладко, насколько позволяли ножницы и серпообразная бронзовая бритва, выбрит. Одежда его походила на египетскую: между Критом и Египтом издавна существовала тесная связь.

Тезей склонился вперед. Отблески огня играли на его мощной фигуре, сверкали в хищных глазах.

– Наши гости желали встретиться с тобой как можно скорее, – заявил он. – Они рассказали нам об оракуле.

– Дело Богини не ждет, – подхватил Рейд. Эрисса объяснила ему, что торопливость в данном случае будет убедительной. Рейд поклонился Гатону. – Господин Голос, ты знаешь, что нас привело из разных стран. Не знаем, случайно ли это произошло или по воле богов, а если так – то по воле какого божества, и что от нас требуется – тоже не ведаем.