Гоша задумался и чуть не врезался в неизвестно откуда вывернувший грузовик.

Получив порцию матюгов от парня в кепке, Понятовский обогнул заглохший «КамАЗ» и помчался дальше.

— Митрофан попал в больницу в ночь с двадцатого на двадцать первое, — наконец ответил любимый. — Но откуда его увезли, не знаю.

— Жаль, — пробормотала я. — Звонить сейчас родителям Митрофана удобно? Речь идет о жизни и смерти нашей подруги, Гошенька…

Понятовский нашарил в кармане сотовый телефон и, не сбавляя скорости, держа руль одной рукой, принялся исследовать электронную память аппарата. Наблюдать за его манипуляциями мне не позволила больная нервная система, для которой выплывший из темноты «КамАЗ» стал последним ударом. Я закрыла глаза, попросила у бога: «Если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой», — и вжалась в сиденье, как в утробу матери.

В памяти телефона «МТС» домашнего номера Оболенских не оказалось, и пытка скоростью продолжилась по программе «БиЛайн».

— Нету.

Я открыла глаза и полюбовалась рулем, крепко сжатым обеими любимыми руками.

— Но номер Оболенских должен быть в дачной записной книжке.

— Не годится, — вздохнула я. — Звонить уже не будем… и так, боюсь, поздно…

И Гоша до предела утопил педаль газа.

Уличные фонари замелькали, скользя светом по бокам автомобиля, ветер, свистя, гладил окна, мы неслись по проспектам ночной столицы и молчали.

— К Димону заезжать не будем, — выдохнула я. — Память меня подводит редко, — на экране стоял логотип MTV. Иначе вырисовывать телевизор не имело смысла.

Москва с редкими освещенными окнами закончилась, и мы вылетели на загородное шоссе в абсолютную темень, превращавшую второстепенную автостраду в пустой жуткий туннель.

Встречного движенияне было. Смог торфяных пожарищ висел над дорогой, и фантастическая картина смотрелась из салона автомобиля, словно фильм о пришельцах из глубин космоса. Спасательная капсула межзвездного лайнера и два последних пассажира, спасшихся с пылающего борта.

Но в космосе нет кустов, за которыми дежурят неусыпные работники ГИБДД. Полосатый жезл выскочил из тумана хвостом зебры и попытался настоять на воспитательной беседе.

Гоша всхлипнул: «Фиг тебе», — и понесся дальше.

Где-то далеко в глубинах космоса раздался мяукающий звук сирены.

— Может, остановимся? — предложила я.

— Поздно. Удираем, — ответил Понятовский, и, по-моему, мы пошли на взлет.

Меня затошнило.

Звук сирены проглотил смог, и на дорогу к даче мы вползли на мягких лапах, под царапающий тишину шорох гравия.

Поселок спал весь. Во дворах, среди пышных волн верхушек деревьев, маяками торчали фонарные столбы.

Дача Оболенских стояла темная, чужая и жуткая.

— Будем бить окна? — шепотом спросила я.

— Нет. Я знаю, где лежит запасной ключ. Понятовский достал из багажника фонарик, мы перемахнули через штакетник палисадника и на цыпочках подошли к крыльцу. Ключ лежал под камнем у ступеней, Гоша обтер его полой ветровки и вставил в скважину. Тихий скрежет, скрип несмазанных петель, и мы в доме.

— Алиса, — негромко позвала я.

Где-то мерно тикали часы, по стеклу, в такт порывам ветра, стучала ветка отцветшей сирени. Я задержала дыхание, но бешеные толчки сердца гремели в ушах.