Писатель Валерий Воскобойников вспоминал, как в питерском журнале «Костер» готовили к публикации повесть Юрия Коваля «Пять похищенных монахов». А в этой повести, кроме всего прочего, сообщается о том, что в городе Карманове делают бриллианты.

Вдруг в цензуре задержали тираж. Воскобойников побежал разбираться.

Ему объясняют:

— Нельзя называть город, где производят бриллианты.

— Да это придуманный город, — объясняет Валерий Михайлович. — На самом деле такого города нет!

— А бриллианты?

— И бриллиантов нет!

— А вы можете написать расписку, — спросили Воскобойникова, — что тут все выдумано от первого слова до последнего?

— Могу.

Так вышел «Костер» с «Пятью похищенными монахами» Коваля.

— Особенно я люблю бездонные произведения, — говорил Коваль. — «Чистый Дор» или «Куролесова»… «Куролесов» пока не окончен. Может быть, я еще одного нахулиганю.

Позвонила Люсина подруга: сын ее зовет с племянницами в Африку. А ей 89. Что делать?

— Даже и не думай, — сказала Люся. — Даже не думай! — с жаром повторила она. — …Бери девочек — и лети!

Люся — мне:

— Господи! Танец живота! Зачем тебе это надо — корячиться? Лучше бы пошла в Школу Айседоры Дункан!..

Лев:

— У нас новая консьержка — ее, видимо, проинструктировали спрашивать незнакомых людей: куда вы идете? Но не сказали, когда они идут — в дом или из дома. Теперь, когда я выхожу на улицу, она меня спрашивает сурово: «Куда вы идете?»

— Уж если ты выходишь рано утром — так только на похороны… или на рожденье, — сказал мой сын Сергей.

— Уже, наверное, только на похороны.

— А между прочим, зря!

Поэт Яков Аким на утреннике, посвященном его шестидесятилетию, сказал:

— Вот, ребята, как быстро летит время, просто поверить не могу, что мне уже пятьдесят!

— Записывай, — Леня сказал по телефону, — тебе для твоего романа. На Савеловском вокзале, на столбе висит объявление: «Нашел в электричке шаманский бубен с колотушкой». Звоните — и телефон…. Представляешь? Какой-то шаман забыл в электричке настоящий шаманский бубен…

Юра Ананьев — дрессировщик медведей и разного другого зверья — был универсальным драматическим актером. На сцене «Уголка Дурова» он создал настолько точный и колоритный образ Владимира Леонидовича Дурова — с усами, лихо загнутыми кверху, в камзоле с большими карманами, набитыми печеньем и вафлями, рубашке с кружевным воротником, атласных шароварах по колено, шелковых чулках и золотой бабочке, что казался достовернее самого Дурова.

Юра был Дедом Морозом — от Бога, и если новогодний Саваоф и впрямь существует, то это исключительно Юрин типаж.

Он мог принять любое обличье и всегда попадал «в яблочко», ничего случайного, каждая деталь костюма, грима — работала на образ.

Как-то я звоню ему:

— Юр, привет, как дела?

— Ужасно, — сказал он. — Сижу, гримируюсь под Нелюдя. Режиссер поручил мне роль Нелюдя, а как он выглядит — понятия не имею…

Я — Люсе, нежно:

— Ты моя Полярная звезда…

— А вы — мой Южный крест, — отвечает Люся.