Леня в Уваровке:

— Мы тут под елками встретились, три мужика — я, Миша и Женя, и все про груши говорили, про грибы. Поговорили минуты три и разошлись. Они про помидоры стали говорить, а мне это было неинтересно.

Наш сосед Женя долго и старательно прививал грушу к рябине и в конце концов добился успеха! У него народились маленькие горькие груши.

Женя — бывший милиционер. Лев кому-то его представил:

— Женя — наш большой друг, он нам лук сажал.

— Что «лук»! — сказал Женя. — Я людей сажал!

Летчик-испытатель Марина Попович поведала мне, что многие очевидцы, попавшие к инопланетянам, дружно отмечали — те совсем лишены эмоций. Может быть, это были роботы, неизвестно, в общем, они называли людей «животные с эмоциями». И очень удивлялись: «Как вы — с такой бурей эмоций — не уничтожили еще друг друга?..»

— Не понимают, — сказала Марина Лаврентьевна, — что у нас тут все равно торжествует любовь!

Куда-то мы ехали на поезде и остановились ночью в Гусе-Хрустальном. Нижнюю часть окна закрывали шторы, а верхняя была открыта. Вдруг за окном чудеса сияющие поплыли по воздуху — честейшие Херувимы и славнейшие без сравнения Серафимы…

Я:

— Леня! Леня! Что это???

А это пришли работники хрустального завода продавать на станцию свои изделия в три часа ночи.

— Ну, как ты жила без нас все это время? — спрашиваем мать мою Люсю, вернувшись из дальних странствий.

— Прекрасно, — она отвечает. — Мне вас отлично заменял зефир в шоколаде!

В моей передаче «Будильник» на телевидении Ананьев снимал козла. Почему-то из «Уголка Дурова» за ними не приехала машина. Мы вышли на дорогу. Я подняла руку, голосую, а Юра с козлом отошли в сторонку. На мой зов остановился какой-то драндулет.

Я — приветливо:

— Нам нужно с вами подвезти одного козла.

Пока водитель пытался переварить эту информацию, Юра стремительно затолкал козла в машину и сел сам.

— Но вы ведь сказали — одного! — обиженно проговорил шофер.

— Я был на даче, в деревне, — сказал художник Виктор Чижиков, — и никакого это мне удовольствия не доставило. Плохая погода, все время дождь. Там, правда, Коля Устинов рисовал книгу — воспоминания Коровина. И вот из этих воспоминаний вырисовывается образ Шаляпина как ужасного скопидома. Такой у него бас, диапазон, такие роли — Борис Годунов и так далее. А при этом — жмотина и крохобор.

Яков Аким познакомил меня с художником Евгением Мониным.

— Это такой человек, — сказал он, — помнишь у Ильфа? Не пройдет в дверь, пока не пропустит всех.

Евгений Монин:

— Ты знаешь, как меня осаждал один режиссер Одесской киностудии, чтобы я в его фильме сыграл Дзержинского? И не понимал, почему я отказываюсь от роли, где такое количество психологических сцен и крупных планов? Недели две длилась эта осада, мне тогда было не до смеха. Я объяснял ему, что я недосужий человек… А Лия Ахеджакова, с которой мы были тогда дружны, сказала: «Женька, соглашайся, тебе дадут квартиру с видом на Лубянку!»

Художники Николай Устинов и Евгений Монин поселились в гостинице в номере с одной очень большой кроватью.

— Ты можешь мне поклясться, — спросил Женя, — что моей чести ничто не угрожает?

К Тишкову пришли в мастерскую немцы, любители искусств.