Чем мы, так сказать, обязаны пристальному вниманию полиции? А что будет с нашими билетами? Кто вернет нам деньги? А еще я требую компенсацию морального ущерба! — пошел Иннокентий в наступление.
— Боюсь, придется все же взять с вас подписку о невыезде, — предупредил полицейский. — Когда мы проясним все интересующие полицию вопросы, вы сможете лететь куда захотите.
Верочка решила, что настала пора ей вмешаться.
— Ты совсем забыл, что у тебя есть дочь? — спросила она Бармина с укором.
— Я помню о тебе, моя Верушка, каждую минуту, — сказал Иннокентий тихо, и глаза его опять заблестели. Было видно, что старик не лжет.
— Почему же ты, папа, не отвечал на мои звонки? — Верочка едва сдерживала слезы
— Непростой вопрос. Об этом в двух словах не расскажешь, — ответил Бармин.
— Мы можем поговорить наедине? — спросила Верочка у полицейского.
— Сможете. Чуть позже, — мягко сказал служивый. — вначале мы должны допросить гражданина Бармина и гражданку Мухину и прояснить для полиции кое-какие детали.
Марианна и Верочка по-прежнему смотрели друг на друга без всякой приязни.
— Познакомься, Верочка, это Марианна, Марианна, это моя дочь Вера— Иннокентий решил запоздало представить дам друг другу, но их взгляды от этого теплее не стали.
— Пойдем, — поторопил троицу, представлявшую в тот момент живописную группу, второй полицейский. — Нам предстоит длинный и серьезный разговор.
Лина, нажала на дверной звонок и невольно вздрогнула от резкого звука. Она крепко держала Башмачкова под руку, чтобы не грохнуться, упаси боже, в обморок, ежели дверь откроет какой-нибудь маньяк или людоед. Писатель же напустил на себя равнодушно-спокойный вид. Одной рукой он прижимал к себе Лину, а другой придерживал пакет с «Гончаровой» в солидной раме. Картина была завернута в несколько газетных страниц и обвязана веревкой для надежности.
Массивная дверь, ведущая в антикварный салон, мучительно долго не открывалась. Лина заметила, что кто-то внимательно изучает их в глазок. Она запаниковала и уже подумала, не повернуть ли часом обратно, но тут дверь распахнулась, и голос, знакомый ей по недавнему телефонному разговору, сухо сказал:
— Войдите.
Человек, открывший дверь, отступил в сторону, но Лина из-за полумрака в прихожей не смогла разглядеть его лицо. Хозяин салона, чьи глаза, по-видимому, уже успели привыкнуть к полумраку, внимательно рассматривал вошедших. Лина невольно поежилась.
— Пройдемте в зал, — предложил хозяин и рукой указал на дверь в глубине коридора.
В просторной светлой комнате Лина наконец смогла рассмотреть незнакомца. Это был кряжистый немолодой мужчина с заурядной внешностью, одетый в темный синтетический свитер и дешевые джинсы, не претендовавшие на модные брэнды. На ногах у незнакомца были стоптанные кроссовки. Встретив подобного пассажира в метро, Лина не обратила бы на него никакого внимания.
Мужчина между тем молчал, пристально смотрел на Лину и ждал. Ей показалось, что Башмачков интересовал хозяина гораздо меньше, чем она сама. Каким-то шестым чувством, присущим опытным антикварам, незнакомец, видимо, понял, что женщина в их паре главная.
— Вот, принесла, — тихо сказала Лина и принялась торопливо и бестолково распаковывать картину. Пальцы не слушались, веревка не хотела развязываться, клочки газеты разлетались на тщательно вымытый пол. Антиквар молчал и ждал. Лина запаниковала, засуетилась, и наконец освободила картину от упаковки.
Антиквар по-прежнему не произнес ни слова.
— И этот, как его, провенанс, тоже имеется, — поспешно сказала Лина, обескураженная его молчанием. |