— Заскучали, соколики? — весело осведомился комбриг. — Здесь мы не понадобились. Враг драпает и до самого Трабзона навряд ли остановится. Комфронта поставил нашей бригаде другую задачу…

Полковник показал на карте: 29-я танковая бригада, развернутая на базе 143-го дивизиона, совершает 100-километровый марш к порту Ризе, где грузится на корабли, которые перевезут десант на южный берег Черного моря. Цель операции — разгром неприятельских войск в районе Босфора и захват всей проливной зоны.

На следующий день старший лейтенант Часов стоял на задней палубе крейсера „Ворошилов“, опасливо поглядывая, не сорвутся ли с креплений танки его взвода. Море было отнюдь не безветренным, корабль плавно переваливался с борта на борт, отчего многие танкисты и пехотинцы чувствовали себя очень неважно и проводили большую часть времени, перегнувшись через леера ограждения. Вперемешку с матерными посылами слышались нетерпеливые пожелания: скорее бы, мол, добраться до вражьего берега и ощутить под ногами твердую землю.

Часов, как потомственный моряк, переносил качку спокойнее. Забравшись на крышу кормовой башни, он осматривал в бинокль панораму. Следом за „Ворошиловым“ шел однотипный „Молотов“, в кильватере которого двигался „Красный Кавказ“ — вся тройка новейших крейсеров имела на вооружении дальнобойные пушки калибром в 180 миллиметров. Правее колонны крейсеров резал волну форштевнем линкор „Парижская Коммуна“, а по левому борту обильно коптили небо неуклюжие транспорты с главными силами десанта. Между тем далеко впереди показались из-за горизонта слабые дымки неизвестных кораблей.

Над палубой ударила оглушительная сирена, мелодично звякнули колокольные дроби, забегали краснофлотцы. Башня под ногами Лехи вздрогнула, чуть не сбросив старшего лейтенанта, и развернулась. Длинные орудийные стволы медленно поползли вверх, застыв под углом к палубе градусов примерно в сорок — сорок пять.

— Эй, танкист, так твою расперетак! — изобретательно заорал снизу лейтенант-артиллерист. — Дуй в трюм, здесь сейчас шумно станет.

В укрытие Часов, естественно, не пошел, а поднялся на задний мостик, где собрались младшие командиры крейсера и стрелкового батальона. Молодой моряк снисходительно втолковывал армейцам:

— На перехват нашему конвою турки двинули свой флот. Сейчас мы эти корыта кончать будем.

— „Гебен“ идет? — возбужденно спросил Леха.

— Он самый, — кивнул моряк. — Только турки его как-то по-другому назвали, на свой манер.

По рассказам отца, Часов знал ту давнюю историю. В конце четырнадцатого года англичане пропустили в Дарданеллы германский линейный крейсер „Гебен“ и легкий крейсер „Бреслау“, чтобы те создали в Черном море противовес сильной русской эскадре и не подпустили наших к проливам. Под конец Первой мировой войны „Бреслау“ затонул, подорвавшись на плавучей мине, а линейный крейсер остался в Турции, переименованный в „Султан Селим Явуз“, что означало в переводе „Султан Селим Грозный“. И вот сейчас он готовился дать бой Красному Флоту.

Средняя из трех пушек носовой башни с ужасающим грохотом выбросила огромный столб огня, который расплылся густым облаком дыма. Последовала пауза, затем прогремел залп всех девяти орудий. Артиллерия развила бешеный темп стрельбы — не меньше трех-четырех залпов в минуту. Снаряды ложились где-то за горизонтом, и слабенький полевой бинокль Часова не позволял разглядеть результаты канонады. Ответных разрывов тоже не было видно. Тем не менее корабельные пушки продолжали палить — вероятно, стрельбу корректировал экипаж какого-нибудь самолета.