Он читал о «королевских» еще кое-что, но об этом в данный момент лучше было не вспоминать.

– Что там у тебя за шум? – сердито спросила трубка голосом генерала Потапчука.

– Здесь, на минуточку, все-таки танковый полигон, – прокашлявшись, напомнил Глеб. Вдаваться в дальнейшие подробности вдруг расхотелось. Не до шуток ему там, видите ли… А кому до шуток-то?!

– Мне сообщили, что примерно полчаса назад на полигон прибыл Пагава, – сказал Федор Филиппович.

– Ух ты, – удивился Глеб. Повинуясь внезапному порыву, он резко ударил по тормозам, и посланный с упреждением снаряд вздыбил землю в метре от замершего на месте «тигра».

Не имея возможности выстрелить в ответ, Глеб развернул танк почти на девяносто градусов и повел его прямо на идущий параллельным курсом Т-III, подставив его маломощному орудию непробиваемую лобовую броню. Противник отвернул и пошел по широкой дуге, норовя зайти в тыл. Обретающийся где-то вне ограниченного смотровой щелью поля зрения Т-60 (он же БМ-2 – братская могила на двоих, как окрестили его в первые дни войны танкисты) пальнул из своей куцей мелкокалиберной пушчонки. Удар пришелся в броневой фартук, защищающий катки левого борта. Он был смехотворно слаб, но служил признаком наметившейся неприятной тенденции: понимая, что их орудия ничего не могут поделать с толстой шкурой «королевского», наводчики оставшихся в строю танков противника сосредоточили огонь на его гусеницах.

– Будь осторожен, – говорил тем временем Федор Филиппович, – не попадись на глаза Пагаве. Я уже выслал туда опергруппу, но ты лучше уноси ноги, пока цел. Да, – добавил он, не дав Глебу возможности поблагодарить за своевременное предупреждение, – и еще одно. Мне тут докладывают, что твой приятель Мордвинов только что, буквально минуту назад, покинул полигон на машине Кулешова.

– Один? – спросил Глеб, свободной рукой поворачивая рулевую дугу, чтобы не врезаться в догорающий КВ.

– Как перст. Даже без водителя.

– Вот это уже интересно, – сказал Сиверов. – Спасибо, до связи.

Он первым прервал соединение и, сунув телефон в карман, освободившейся рукой развернул планшет с картой местности – не картой, собственно, а составленной от руки и размноженной на ксероксе примитивной, но очень подробной схемой, на которой был изображен только полигон и его ближайшие окрестности. Проведенная толстым красным маркером черта обозначала границу владений господина Кулешова, пересекать которую на гусеницах, мягко говоря, не рекомендовалось. Если верить условным обозначениям на схеме и визуально наблюдаемым на местности приметам, отсюда до нее по прямой было километра три или четыре, а оттуда оставался еще примерно километр до дороги – асфальтированного лесного проселка, что, огибая полигон по двум сторонам периметра, немного дальше круто сворачивал влево, в сторону скоростного шоссе.

Нога вдавила педаль газа в пол раньше, чем Глеб успел во всех подробностях представить себе мчащийся по гладкому асфальту бронированный «майбах». Нипочем не успеть, подумал он. И тут же мысленно добавил: а вдруг? Асфальт-то гладкий, да дорога кружная, непрямая – поворот на повороте, особенно не разгонишься, и толку от мощного движка на этом серпантине, считай, никакого. Километров семь до внешнего периметра, небольшая заминка у ворот и дальше – лесом, по всем петлям и изгибам, вдоль забора, километров двадцать или около того…

– Поднатужься, старичок, – сказал он «тигру» и не услышал собственного голоса за грохотом разорвавшегося на лобовой броне башни снаряда.