Глеб утер сочащуюся из рассеченной брови кровь и поставил ручной газ.

– Достали, – сказал он с досадой. – Ну некогда мне с вами вожжаться!

«Королевский тигр», неотступно сопровождаемый и обстреливаемый двумя легкими танками, медленно полз по направлению к границе полигона. Мишень была легкая, малоподвижная, но прочная – совсем как орех с непомерно толстой скорлупой, который вроде бы никуда не убегает, но и до сердцевины добраться не дает. Боекомплект подходил к концу, и надеяться оставалось только на то, что рано или поздно «королевский» остановится – либо с перебитой гусеницей, либо сам, из-за того, что кончилось горючее. Тогда запертый в неподвижной стальной коробке человек превратится в легкую добычу, и выковырять его оттуда будет не особенно сложно.

Неожиданно башня «королевского» начала плавно поворачиваться, отыскивая цель длинным хоботом орудийного ствола. Немецкий Т-III, в сторону которого нацелилась эта смертоносная указка, торопливо сменил курс, стремясь найти хоть какое-то укрытие. Орудие «тигра» оглушительно ахнуло, рыгнув пламенем и заставив тяжелую машину слегка присесть. Под правой гусеницей легкого танка сверкнула короткая вспышка, сейчас же утонувшая в лохматом гейзере выброшенной мощным взрывом земли. В стороны, бешено вертясь, полетели сорванные с осей катки и искореженные траки, танк подпрыгнул, кренясь, тяжело завалился набок и опрокинулся, выставив напоказ грязное днище. Через какой-то промежуток времени в нем открылся запасной люк, и оттуда вместе с клубами дыма ползком выбрался и мешком скатился на землю окровавленный человек в свисающей клочьями тлеющей одежде.

Легкий Т-60, которому в предстоящей дуэли ровным счетом ничего не светило, благоразумно пустился наутек. Потом до кого-то из членов экипажа дошло, что от снаряда не убежишь; машина резко остановилась, ее люки синхронно распахнулись, и экипаж в полном составе, все два человека, пригибаясь, как под обстрелом, брызнул в разные стороны.

Продолжая грозить капитулировавшему противнику развернутым почти строго назад орудием, «королевский» презрительно рыкнул мотором и ускорил ход с явным намерением как можно быстрее набрать максимальную скорость движения по пересеченной местности. На заявленные в техпаспорте заводские двадцать километров в час Глеб даже не надеялся; в данный момент он вообще ни на что не надеялся и ни о чем не думал, целиком сосредоточившись на том, чтобы напоследок выжать из пережившего свой век стального бронтозавра все, на что тот еще способен.

Бронтозавр, увы, находился не в лучшей спортивной форме. Его гусеницы и катки в бою не пострадали, но Глеб все равно не мог отделаться от ощущения, что танк хромает на все четыре ноги, как лошадь со сбитыми копытами. Из моторного отсека доносились какие-то нехорошие лязгающие звуки, в центральном становилось все жарче, и все сильнее пахло горячим машинным маслом, бензином и тлеющей изоляцией. Красная лампочка на приборном щитке погасла, но тут же зажглась снова, стоило только постучать по ней ногтем. Противопожарная автоматика себя никак не проявляла, из чего следовал напрашивающийся вывод, что она либо давно сдохла, либо так же давно демонтирована. Глеб распахнул люк механика-водителя и выставил из него голову. Стало заметно легче – к сожалению, только ему, но не машине, от которой по-прежнему зависело многое.

С шорохом и треском подминая под себя кусты и молодые деревца, танк начал подниматься по длинному пологому склону очередного пригорка, на вершине которого торчала заметная издалека приземистая, почти квадратная сторожевая вышка. Снизу проволочную ограду было не разглядеть, но она, несомненно, тоже была там, обозначая промежуточный финиш этой гонки на выживание.

Глеб тревожно потянул носом и, опустив голову, увидел, что по отсеку, лениво выползая из открытого люка, плавает серый дым. Наблюдаемое явление, несомненно, означало, что к концу подходит не только трехкилометровая дистанция, но и моторесурс опрометчиво вверенного подполковнику Семибратову боевого гусеничного механизма.