|
Порой так рисуют бретеров-задир, прячущих под плащами шпагу. Однако Тарарах, хорошо знавший магов, догадывался, что это может быть чем угодно, кроме шпаги. В невоенное время истинный маг относится к шпагам, рапирам, эспадронам, полусаблям и прочим колющим и рубящим с известной долей иронии. Вслед за Зербаганом, неуклюже вцепившись в дряхлый стул с высокой спинкой и провалившимся сидением, летел коротконогий пожилой карлик с желтым пупырчатым носом и красными глазами. Лицо у карлика было зашуганное. Вытянутые уши покрывала седая шерсть — верный признак дальнего (а то и не очень) родства с гномами или нежитью. Другим столь же верным призраком были треугольные пильчатые зубы. На плече карлика висела сумка с бумагами, кренившая его на сторону, точно корабельный якорь. За ухом торчало гусиное перо, с желтым магвазинным ярлычком, подтверждавшим, что гусь скончался от птичьего гриппа. Обычные циничные шуточки темных магов. Время от времени карлик начинал подскакивать и трясти спинку стула. Он ужасно боялся отстать от хозяина. — А это кто? — спросил Тарарах. — Не знаю. Впервые вижу. Вероятно, секретарь или телохранитель, — равнодушно ответил Сарданапал. Тарарах поморщился. — Телохранитель? Этот воробей? Не хотел бы я знать, где сейчас те тела, которые он хранил. — Да, верно. На телохранителя он не слишком похож. Значит, секретарь, — согласилась с Тарарахом Медузия. Больше о карлике они не говорили. Его персона явно не заслуживала продолжительного разговора. Перед тем, как опуститься, Зербаган не без ловкости сделал в воздухе резкий поворот и скользнул у стены всего в паре метров от Сарданапала. В сторону академика он, однако, не смотрел, упорно и явно умышленно не замечая его. — На чем это он летит? Не на помеле? Что под плащиком-то прячем? — с интересом спросил Тарарах. Питекантроп явно нарывался. Сарданапал озабоченно посмотрел на него. — Посох. Зербаган крайне редко с ним расстается, — ответил он. — Посох? Как трогательно! Дело Гэндальфа живет и процветает? — не выдержала Великая Зуби. — Зуби, спрячь зубки! У тебя глаза светятся! — шепнула ей Медузия. Это было правдой. Когда Зуби ехидничала, у нее на самом деле начинали светиться глаза. Да еще как светиться! Сияние, дробясь на тонкие лучи, пробивалось наружу точно сквозь огромные сапфиры. На новых учеников Тибидохса это обычно производило впечатление. Некоторых приходилось даже лечить от заикания. Оглянувшись на Медузию, Зуби поспешно пробурчала заклинание, спеша затемнить очки. — Так лучше? Не заметно? — спросила она. — Да уж, не заметно… Доброжелательнее надо быть, мамочка. Оставь пронзительные взоры василискам и… мне! — с улыбкой отвечала Медузия. — Это не от ехидства, Меди. Совсем нет. Просто меня дико раздражает, когда какой-то надутый фрукт притаскивается и… — начала Зуби, но тотчас, спохватившись, замолкла и изобразила, если не приветливую, то вполне нейтральную улыбку. И в самое время. Опираясь на посох, к ним неторопливо приближался плотный невысокий человек. Свой обледеневший плащ он уже сбросил, ничуть не заботясь о его дальнейшей судьбе. Кривоватые мощные ноги гостя походили на дубовые корни. Казалось, он не идет по стенам, а врастает в них, столь властной была его походка. Массивная голова сидела на толстой негнущейся шее несколько наискось и так низко, что невольно приходила на ум мысль об огромной руке, некогда вдавившей его голову вниз. Когда нужно было повернуться, маг делал это всем телом. |
