И лишь некоторое время спустя, просматривая видеозапись в своей каюте, он вдруг сообразил, что пропустил переход.

8

Телин ауз Руденуаман непринужденно отдыхала в своих комнатах большого комплекса в поместье тетки. Одета она была скудно, то есть по меньшей мере столь же мало, как и огромный мужчина, стоявший перед настенным зеркалом, восхищаясь игрой своих мускулов.

– Рори, – обратилась она к потолку. – Ты ведь любишь меня, не правда ли?

– Гммм, угум, – отозвался мужчина, сгибая колено и разминая мускулы предплечья.

– И ты сделаешь для меня все что угодно, не правда ли?

– Угум, гммм.

– Тогда почему же, – внезапно закричала она, сев на постели, – ты, черт возьми, ничего не сделал этим утром, когда старая ведьма набросилась на меня?

Мужчина вздохнул и с сожалением повернулся от зеркала лицом к ней. Тело его было твердым, но лицо удивительно мягким, почти детским. Прекрасным и мягким. Выражало оно дружелюбие и описывалось лучше всего как до крайности бессмысленное.

– Телин, милая, я мог бы кое‑что сказать, но чего бы я этим добился? Только вызвал бы у нее больше подозрений по отношению к нам. Она уже все равно твердо решила задать тебе жару, и все сказанное мной вряд ли смогло бы отвратить ее от этого. Кроме того, она, знаешь ли, была права. Ты‑таки напортачила с этим…

– Заткнись. Этого я наслушалась утром от нее. Наверняка ведь, она не могла ожидать, что я буду отвечать за неумелость людей, нанятых‑то в первую очередь ее ребятами?

Рори Маллап ван Клееф опять вздохнул и начал натягивать золоченый халат.

– Полагаю, что так, милая. Но, впрочем, когда она вообще бывала в чем‑нибудь разумна? Я в общем‑то не понимаю тонкостей таких дел. Она сделалась страшной сукой, не правда ли?

Телин выскользнула из постели, и подойдя к нему, села рядом. Она собственнически обняла его за массивные плечи.

– Слушай, Рори, я уже говорила тебе. Мы можем добиться хоть какого‑то счастья только одним способом: ликвидировав эту старую шлюху раз и навсегда.

Рори усмехнулся. Природа не обделила его чувством юмора, хоть и крайне примитивным.

– Ай‑яй‑яй, разве можно так говорить о любимой тетушке?

– Да. Только так и можно говорить о ней! И я при том ей льщу. Каждый раз, когда мы обсуждаем ее ликвидацию, во мне берут верх инстинкты милосердия. Но если конкретней…

– Пожалуйста, милая, я сейчас не в настроении.

– Рори, – она снова выпрямилась. – Ты любишь меня… или ее?

– Не надо непристойностей, милая! Ты понятия не имеешь, ни малейшего понятия, какая это трудная задача – необходимость постоянно изображать интерес к этому мешку хирургических чудес. Особенно, – он посадил ее к себе на колени и поцеловал, – после тебя.

– Мммм. Вот такие твои речи мне нравится слушать! – Он снова заставил ее замурлыкать. – Значит, ты посодействуешь мне?

– Как я уже говорил, если ты выдвинешь разумный и приличный план. Любовь любовью, а я не намерен провести остаток своей жизни на каком‑нибудь тюремном спутнике из‑за какого‑то лишь наполовину разработанного замысла. Я не гений, но достаточно умен, чтобы понять это. Потому пошевели мозгами за нас обоих. А я обеспечу любые потребные мускулы, которых, – добавил он, любовно разминая трицепс, – у меня более чем достаточно.

Она выскользнула из его объятий и сердито топнула по покрытому глубоким мехом полу.

– Перестань хоть на минуту восхищаться самим собой и попытайся быть серьезным. Убийство – это не забава.

– Отнюдь, когда оно связано с твоей теткой.

– О, ты невозможен! Ладно, слушай, ты знаешь, как она любит купаться в том маленьком бассейне, там, где все эти красивые рыбки, улитки и прочие? – Глаза ее сузились в щелки.